Фил Бандильерос - Самое естественное обезболивающее

Когда достиг желанного места, она уже смелее, с тяжёлым вздохом предоставила мне возможность действовать.

Никогда не знал и не интересовался, что делать, но… Кажется, где–то читал. Полюбовавшись на неё, уже через минуту добился того что Кэт возбудилась ещё сильнее. Подняв взгляд, увидел, что она одной рукой сжимает грудь, а другой схватилась за простынь, скомкав ту в кулаке. Её глаза были закрыты, а на лице было бездумное выражение. Налившиеся пуще прежнего краснотой губы, открылись, и Кэт тихонечко охнула. Я понял, что пора переходить к главному и приблизился к ней. Волнение отошло на второй план, как во время выступления в квиддиче — сначала ты нервничаешь, но потом после выхода на поле толпа оглушает, и перестаёшь её замечать. Остаёшься один–на–один со снитчем, с желанной целью.

— И! — скривилась она от боли, — Подожди, Гарри, не двигайся, — я замер внутри неё. Кэт тяжело дышала, глядя мне в глаза. Так продлилось несколько секунд, после чего она пискнула «извини».

— Тебе не за что извиняться, Кэт. Я понимаю, — примирительно сказал я, предаваясь наиприятнейшим ощущениям. Тепло, и она… живая, тёплая, мягкая, такая… Уютная. Побочное ощущение очень похоже на уют, желанное тепло.

— Можешь… двигаться, — сказала она, отвернувшись. И это продолжилось.

Кэт была сначала молчалива и смотрела в стенку, но потом я, лаская её руками, обратил всё внимание на себя. Мы снова встретились глазами. Ещё несколько минут, и она стала дышать намного глубже, постанывая. Я же неумолимо двигался. И тут произошло это. Кажется, Кэт закончила, внутри стало мгновенно тесно, она выгнулась и громко застонала. Я побеспокоился, не услышит ли нас кто–то, но мимолётно — тоже «финишировал». Зря беспокоился — Сириус не такой робкий как я… По крайней мере стон сверху, со второго этажа был отчётливо слышен.

Отдышались. Кэт переведя дух, сказала:

— Гарри, это… прекрасно.

— Хочешь ещё? — спросил я, посмотрев в её глаза.

— А… — она бросила взгляд на меня.

— Да. Только, чур, теперь ты сверху, — улыбнулся я. Как ни странно, Кэт звонко рассмеялась.

* Утро *

— О чем ты, мать твою, думал! — кричал Люпин на бродягу. Ремус, выглядевший с утра как человек, у которого сбылась детская мечта, пригорюнился. Пришлось мне вмешиваться:

— Луни, не надо. Сириус… всё правильно сделал.

— Но Гарри, ты ещё не знаешь, какой он кобель! А уж после двенадцати лет воздержания…

— Знаю, Луни. Я заснул только часам к четырём, — вздохнул я. Сириус действительно оказался неутомимым. Мы с Кэт повторили «для закрепления материала» четыре раза. Но после этого сверху всё равно был слышен шум, скрип кровати и стоны. Кэт, положившая мне голову на грудь, сказала:

— Знаешь, будь это три часа назад, я бы умерла со стыда, услышав, — она задорно хихикнула.

— Я бы тоже. Сириус… Долго был вдали от людей. Что сказать, бродяга, «дикий».

— О! — звонко рассмеялась она, когда сверху чуть не посыпалась штукатурка.

— Гарри, а ты, правда… в первый раз?

— Да.

— А ты… учишься, где–нибудь?

— Да. В одной частной школе близ Шотландии. Там интересно, но…

— Но что?

— Но там нет таких девушек как ты, — улыбнулся я, приобняв Кэт. Она снова посмеялась в кулачок.

— А сколько тебе лет?

— А насколько выгляжу?

— Ну… на шестнадцать. Примерно. С натяжкой…

— Пусть будет так, — снова улыбнулся я. Кэт не стала развивать тему.

А утром настала пора прощаться. Кэт вышла проводить нас, дала адрес и телефон, сказав, что бы я её не забывал. Могла бы и не говорить.

Сверху спустился Сириус, довольный как кот, нашедший цистерну валерианы, и бочку сметаны. Увидев Кэт, он перевёл вопросительный взгляд на меня. Пришлось ответить.

— Вы бы там потише, а то мы с Кэт не могли заснуть. Устали, — улыбнулся я «невинно». Сириус, улыбнувшись в ответ от уха до уха, потрепал Кэтрин по голове, сказал:

— Ну, извини, Сохатик, — и ведь без тени раскаяния умудрился сказать!

Мы взяли такси и, назвав адрес, умчались. Я на прощанье поцеловал Кэт. Это было… грустно. Но мы не пара, хоть она и приятная девушка. Её место точно не рядом со мной. Тяжело вздохнув, я ушёл «по–английски», то есть не прощаясь. Без слез, сантиментов, грусти, без ничего. Просто сел в кэб и уплыл в туман, стелящийся по улицам просыпающегося Лондона. Спиной чувствовал её взгляд, но нашёл в себе силы не оборачиваться.

А дома нас ждал… Ремус. Очень злой Ремус Лунатик Люпин.

Он с порога чуть не заехал Сириусу кулаком в глаз, но бродяга увернулся. Я отошёл к стенке и слушал их перепалку. Ремус был честным, благородным, и, чего уж там, одиноким пуританином. Полная противоположность весельчаку-Казанове Сириусу Блэку.