Роман Суржиков - Стрела, монета, искра

— Этого не нужно, — сказал Галлард.

— Я дам тебе такую возможность, — решила Сибил. — Разумеется, я прочту письмо. Если там окажется хоть слово, которого там быть не должно, ты останешься без прощания.

Принесли бумагу и чернила. Мира писала торопливо, буквы ложились вкривь и вкось. Сибил стояла за ее спиной, через плечо читая текст.

"Дорогая Бекка,

Хворь оставила меня. Милостивые боги даровали мне жизнь, и я поняла, что должна посвятить ее служению. Отправляюсь в монастырь, где проведу отпущенные мне годы в размышлениях и молчаливых молитвах. Прости, что не увижусь с тобою на прощанье. Надеюсь, ты поймешь меня: последняя встреча была бы слишком печальна для нас обеих. Солнце моей мирской жизни закатилось, но я всегда буду помнить тебя. Скучаю по тебе, вспоминаю мгновения, проведенные вместе, особенно — бал и прогулку в лесу.

Люблю тебя.

Глория Сибил Дорина"

Графиня взяла у нее лист и дважды перечла. Убедившись, что записка не содержит ничего лишнего, удовлетворенно кивнула:

— Ты права, прощание полезно. Теперь твой отъезд не вызовет подозрений. К тому же, Лошадница разболтает всем, что ты подалась в монашки, и я буду избавлена от лишних расспросов. Я отдам ей твое письмо.

Сибил и Галлард вышли. Снаружи послышался деревянный скрип, какая-то возня. Очевидно, сквозь ручку двери просунули палку, чтобы намертво запереть комнату.

Мира упала на постель.

Июль, август 1774 от Сошествия

Запределье — Кристальные горы — Первая Зима

В дороге всякое было.

В Лесу Теней, уйдя от Реки на два дня, встретили стадо свиней. Эрвин подстрелил двух поросят, а Джемис вышел с мечом против вепря, что ринулся на людей, взрывая копытами землю. Воин стоял на его пути до последнего мига, а затем прыгнул с тропы. Трехсотфунтовый зверь пролетел в полушаге от Джемиса и рухнул замертво, когда благородная сталь отсекла ему голову. Потом северяне целые сутки жгли костры и вялили мясо, запасаясь на дорогу.

Ближе к болотам Эрвин почувствовал прилив сил. Кажется, они прибывали с каждым новым ярдом, что отделял его от мыса мертвецов. Однажды он срубил сосновую ветку и показал Джемису:

— Научите меня, как сделать из этого тренировочный меч.

— Зачем это вам, милорд?.. — удивился воин.

— А для чего нужны тренировочные мечи?

— Что ж, для начала, бросьте сосну и разыщите ясень…

Под руководством воина Эрвин изготовил пару учебных мечей и потребовал, чтобы каждое утро Джемис проводил с ним полчаса за тренировкой.

— Полчаса — это много, милорд.

— Почему?

Они взяли деревяшки и приступили к делу. За несколько минут Эрвин получил столько синяков, что едва мог ходить без стона.

— Еще одна такая тренировка, и мне придется вас нести, — сказал Джемис. — Меняем условия, милорд. Каждое утро бьемся до пятого синяка. Хотите, чтобы это длилось полчаса — старайтесь.

С тех пор они упражнялись каждый день. На рассвете, а иногда и на закате. С каждым разом Эрвин держался на пару вдохов дольше.

В начале августа они вышли на Мягкие Поля. Трава-сеточница буйно разрослась за лето и казалась весьма надежной, и болота не вызывали уже прежней робости. Думалось, преодолеть их будет несложно.

Но прежний путь оказался отрезан: дыры в сети, оставленные пожаром, так и не заросли. Люди взяли южнее и уперлись в гигантскую полынью черной воды — несколько миль длиной, а в ширину — всего сотня ярдов. Легко было рассмотреть цветочки на том берегу: желтенькие с белыми прожилками… Эрвин и Джемис хорошо помнили предостережения Колемона и не рискнули переплыть черную воду, а двинулись в обход, который занял три дня.

Каждый путник сделал по одной попытке умереть. Джемис неосторожно приблизился к полынье, когда охотился на бегунца. Трава прорвалась под его ногами, он упал грудью на край сети и вцепился в веревку. Эрвин и Стрелец тянули вместе. Лорд стонал от натуги, пес зло поскуливал. Эрвин сумел подключить к делу Дождя, лишь тогда Джемис выполз на сеть и захохотал, глядя на лорда, коня и собаку, связанных веревкой:

— Вы прямо как в сказке про репку! Не обижайтесь, милорд, но вы бы себя видели!

Позже Эрвин напоролся на змею. К счастью, то была не вдовушка, а зеленая зайцеедка.

— У меня со змеями прямо душевное родство… — успел пошутить Эрвин прежде, чем его парализовало.

Сутки он провалялся бревном, едва способный дышать, однако вполне способный чувствовать боль. Тогда Эрвин понял, как змей-трава получила свое название: ощущения были сходными.