Василий Баранов - Начало пути

— Дырка от бублика, — как-то вяло ответил Максим. Минута, и мир поплывет в туманном мареве безумных размышлений.

— Именно. В этой дырке ничего нет и что-то есть. Иначе ее самой не было бы. А бесконечность. Посмотри на знак. Крылышки бабочки. Словно нуль умножен на нуль. В самом символе бесконечности кроется разгадка.

— Разгадка в том, Даня, что ты — шизик. Шиза косит наши ряды. — Простое спасительное объяснение.

Данька не обиделся на друга. Он подбоченился. Принял величавый вид и произнес:

— Всех гениев поначалу за шизиков принимали. Джордано Бруно — еретик. На костер его. Лобачевский с его геометрией — позор. Эйнштейн и его теория относительности — бред сивой кобылы. А если при помощи только двух вещей нуля и бесконечности можно изменять время и пространство? Оказаться в мгновение на другом краю вселенной. Получить невиданную энергию?

— Здорово тебя приужахнуло, Даня. Люди в белых халатах ждут своего часа. Печальные окна больничной палаты. Потерпи, скорая едет. — Издевался Максим.

— Кто бы поверил, что две параллельные прямые пересекаются? И Земля… А все-таки она вертится. — Данька увлекся и не мог остановиться.

— То- то я думаю, вернусь из отпуска, первого сентября, захожу в школу, а в фойе мраморный истукан стоит. Вылитый Даня. В полный рост. И на мир смотрит не через очки, а сквозь знак бесконечности.

— Мне эта идея нравиться. Можете запечатлеть меня таким для будущих поколений. Вот еще, если сегодня двадцать второе число, а нам надо дожить до двадцать пятого. Сколько дней?

— Ну, три. — Задача для первого класса.

— Это ты так думаешь. Посчитаем, — Данька начал загибать пальцы. — Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Получилось четыре, а не три.

— Жульничество — это. Если включительно, то четыре, а если исключить начальный день — то три.

— Все дело в точке отсчета. И так во всем. — Данька с превосходством посмотрел на Максима.

— Даня, ты — шизик. Ты меня уже уболтал. У меня мозги начинают кипеть.

— Хорошо, что есть чему кипеть. Значит, что-то есть в башке. А то и кипеть нечему. Главное, чтобы крышку не сорвало, — смеется Данька.

— Уже срывает. — Макс закатил глаза, закачался из стороны в сторону.

— Ты ее, голубчик, привяжи чем. Примотай покрепче. Проволокой. Сейчас кусок отыщем. Присобачим. родимую. Ты не переживай. Как тут и было.

— Ну, и гад же ты. Даня. Как такого гада земля носит.

— Носит. Я худенький.

— Даня, я думаю, в отпуск тебе надо ехать вместо меня. Отдохнуть. Голову подлечить. На море.

— Что оно море? Ну его! — Отнекивался Данька.

— Вот школу закончим, станешь каким-нибудь ученым. Океанологом. Все моря твои. Будешь рыб изучать, морских животных, — Максим порой задумывался, кем станет поле школы. Они все бежали навстречу будущему.

— Ну, его. Не мое это. У тебя рыбки в аквариуме, а у меня и рыбок нет. Дело не в море. Не мое это. И не в этом счастье. Раньше люди жили в деревне. Ни какого моря не надо. Съездят два, три раза за всю жизнь в уездный городок, и ладно. Ни какой заграницы. Так и говорили, где родился — там и пригодился. И счастливы были. Счастье не в том. Куда-то поехал, что-то увидел. Счастье в другом. Оно лежит в дугой, в эмоциональной плоскости. И не надо меня жалеть и жалеть тех, из других времен. Наши правнуки то же будут удивляться, как мы жили без таких необходимых вещей. Дикари. Вот ты сейчас, наверное, думаешь, как люди жили без телевизора, компьютера, без сотового телефона. А они жили, были счастливее нас с тобой.

— В дикости они жили, — сказал Макс. — Одна палка — копалка, и та на двоих. Счастье?

— Вовсе не дикость это.

— А как это назвать? Что у них было? Ничего. Удобства на огороде. Выйдут на улицу, ну и… Выйду на улицу. выйду на село, девки гуляют и мне весело. Выйдут, сядут на скамеечку или, как там… на завалинку. Семечки лузгают и рассуждают. Вон, Герасим-то вчера свою жену уму-разуму учил. Поленом обихаживал. Так она нынче рожу не кажет. Живого места, видать, на ней нет. А Никола давеча в уезд хаживал. Такое говорит. Не приведи, Господи. Бомбиста какого-то ловят. А у купца Сильверстова намедни лавку покрали. Средь бела дня. Целый кусок мануфактуры уволокли. Беда. Дни последние мира наступают. Так что, Даня, это жизнь, это счастье?

— А сейчас, Макс, по-другому? Все так же. Только не на завалинке все сидят. Включи ящик, ну, телевизор. Сегодня в прямом эфире известная журналистка расскажет, как она проводит время с тремя своими любовниками. Что они ей подарили, и как она им изменяла со своим четвертым любовником. Ей пятьдесят пять, а ее бой-френду пятнадцать. Тайны истинной страсти. Завтра, не пропустите, мы в прямом эфире покажем встречу известного депутата Государственной думы со своими тремя незаконнорожденными сыновьями и их матерями. На встрече будет присутствовать нынешняя законная жена. Четвертая или пятая. Кто их разберет. Она обещала оттаскать соперниц за волосы прямо в студии. Не пропустите, будет интересно. И все бросятся смотреть. Перед вами настоящая жизнь. Вот оно — счастье. Так надо жить. Все остальные живут не правильно. К этому должны стремиться все. И эту мерзость показывают на всю страну. На завалинке сплетничали, но не на весь мир.