Василий Баранов - Хромой бог

— На такой высоте? — Переспросил диспетчер.

— Что-то большое, махало крыльями. Мы точно видели. Мы чуть не столкнулись.

— Ты в своем уме, командир. Это галлюцинации. Оптический обман.

Земля не смогла определить, что произошло в воздухе. Ни одного летящего объекта вблизи не обнаружили. Стюардессы пытались успокоить пассажиров.

Флай спустился пониже в поисках гнезда необычной птички. Гнездо он заметил. Птички побольше и поменьше. Птенцы. Хорошенькие птенчики, решил он. Те, что побольше, высиживают птенцов. Какая-то птица разбежалась и полетела. За едой для птенцов. Флай летел дальше. Заметил птицу, которая училась летать. Она была небольшой и летела медленно. Подлетел ближе. Он завис над самолетом и стал наблюдать. Вдруг птица упадет. Надо будет ее подхватить. Но тут от птенца отлетела человеческая фигурка. Не удержался в кресле. Выпал. Разобьется. Над фигуркой появилось что-то белое. Купол шатра. Пушистик. Он разобьется. Надо спасать. Флай бросился, что бы подхватить пушистого. А вон еще один. Десантники отрабатывали прыжки с парашютом. Учебные прыжки. Толян прыгал до этого четыре раза. Страха он не испытывал. Обычное волнение. Азарт. Парни прыгали один за другим. Толян прыгнул. Свободный полет. Толян дернул кольцо парашюта. Осечка. Толян дергал кольцо. Рванул кольцо запасного парашюта. Тот открылся но стропы перепутались. От излишней самоуверенности кольцо основного парашюта он дернул слабо. Или что-то сработало с замедлением. И стропы обоих парашютов запутались. Над головой факел белой ткани. Толя решил, все. Для него все закончено. В этот момент кто-то ухватил его. Сильные руки держали Толю. Парень поднял взгляд, что держит его в воздухе. Мощные лапы держали за ткань парашюта. Над ним птица Рух махала крыльями и несла по воздуху. Словно из сказки, Тысяча и одна ночь. Длинная вытянутая шея. Большая голова. Огромная птица несла его. Она опускалась на землю. Единственное, что было в мыслях Толяна, страх, смешавшийся с надеждой. Ноги его коснулись земли. Той земли, с которой он ждал совсем другой встречи. Птица была рядом. Она свернула крылья. Смотрела желтыми глазами. Сделала несколько шажков в его сторонну.

— Пушистик, — заявила птица, — у тебя крылышек нет летать. Летать надо учиться. Подрастешь, как я, будешь.

Флай слегка развернул крылья, вот так летают. Важно повертелся на месте. Давая пушистику полюбоваться на свою красу.

— Ты кто? — Толя сел на землю. Он глупо моргал глазами.

— Я Флай. Я дракон. А тебя как зовут? — Горделивый поворот головы, назидательный тон. — За такой полет тебе доктор клизму поставит.

Так за непослушание ему обещал Роман. Теперь этим наказанием грозил он.

— Анатолий. Толя. — Только и мог сказать десантник. — Толян.

— Толян, меня ненадолго отпустили. Папка ругать будет. Я полетел. И Клен будет ругать. Ты больше так не летай. Крылья вырастут, тогда. Пока.

Птица взмахнула крыльями и устремилась ввысь. Толян сидел на земле и не мог прийти в себя. Командиру он рассказал о происшествии. Случай не понятный. Просто не вероятный. Не верить солдату было нельзя. Парашют был неисправен. Да и все видели происходящее в небе. Они видели птицу Рух. Но что бы этот дракон разговаривал? Высокое начальство не поверит. Спишут из армии. Головы полетят. Объяснительные с ребят взяли. Велели молчать.

Павел Павлович с Романом пробыли в госпитале до позднего вечера. Забежала Маша. Ромка начал подшучивать над ней.

— Наша Маша, как твой сержант. Вскружила парню голову?

— Его перевели в терапию. — Смущенно сказала Мария. В госпитале ничего нельзя утаить. Все замечают и разносят слухи.

— И как он? — Ромке любопытно, как развивается эта история.

— Поправляется. У него сотрясение мозга. — Про сотрясение мозга она тактично подсказала Ирине Степановне, знакомому врачу.

— Надеюсь. Это не смертельно? — Тревога в голосе, напуганный взгляд. Роман потешается.

— Доктор сказал, скоро выпишет. — По голосу понятно, она этому не рада.

— Ты его навещаешь?

— Да.

— Ты ему пирожков испеки. Не ровен час, загнется на больничных харчах. До свадьбы не доживет.

— Напекла. Отнесла ему. — С Романом Алексеевичем можно обо всем поговорить.

— Ты лично отвечаешь передо мной за его здоровье. Сосед. Если помрет, век не прощу. Он наш участковый, я говорил. Без него у нас от хулиганов проходу не будет. А в нашем районе, где три барака, три поганки, по вечерам жуть творится.

Маша смущалась. Сержант ей очень нравился. И он к ней, как ей казалось, был не равнодушен.