Брендон Сандерсон - Рожденный туманом - Тайная история

− Это просто... − Разлетайка сглотнул. − Это промежуточный шаг. После смерти и перед Чем-то Еще. Тем, куда должны уходить души. Куда должен уйти и ты, Рашек.

Рашек? Кельсер опять бросил взгляд на Вседержителя. Террисийца трудно определить по цвету кожи, многие совершали такую ошибку. Некоторые террисийцы темнокожие, другие светлые. Тем не менее, ему следовало подумать... Заваленное мехами помещение. Этот человек на холоде...

Идиот! Так вот что это означало.

− Все было ложью, − сказал Кельсер. − Обманом. Твое легендарное бессмертие? Твои исцеления? Ферухимия. Но как ты стал алломантом?

Вседержитель подошел вплотную к поднимающемуся из тюрьмы столпу света, и противники уставились друг на друга. Так же, как и на площади, когда были живы.

Затем Вседержитель сунул руку в свет.

Кельсер стиснул зубы, представив неожиданную и ужасную картину того, как он проводит вечность взаперти с человеком, убившим Мэйр. Однако Вседержитель выдернул руку, и свет потянулся за ней как патока. Он повернул руку, рассматривая постепенно угасающее свечение.

− И что теперь? − спросил Кельсер. − Ты останешься здесь?

− Здесь? − Вседержитель рассмеялся. − С беспомощной мышкой и крысой-полукровкой? Не смеши меня.

Закрыв глаза, он потянулся к точке, нарушающей законы геометрии. Он потускнел и наконец исчез.

Кельсер разинул рот.

− Он ушел?

− Куда-то Еще, − ответил Разлетайка, усаживаясь. − Мне не следовало питать надежду. Все проходит, ничто не вечно. Так всегда утверждал Ати...

− Он не должен был уходить, − сказал Кельсер. − Он мог остаться. Мог выжить!

− Я же говорил тебе, что, попадая сюда, разумные люди хотят двигаться дальше.

Разлетайка исчез.

Кельсер остался стоять на краю своей тюрьмы, а светящийся бассейн отбрасывал на пол его тень. Вглядываясь в туманное помещение с колоннами, он ждал, сам не зная чего. Подтверждения, празднования, какого-то изменения.

Ничего. Никто не пришел, даже инквизиторы. Как прошла революция? Правят ли сейчас обществом скаа? Ему хотелось увидеть казни аристократов, с которыми теперь обращаются так же, как когда-то они со своими рабами.

До него не доходили никакие сведения или намеки о том, что происходит наверху. Очевидно, они не знают об Источнике. Все, что оставалось Кельсеру, − расположиться поудобнее. И ждать.

Кельсер что угодно отдал бы за карандаш и бумагу.

Чтобы что-то писать, как-то заполнить время. Собраться с мыслями и продумать план бегства.

Проходили дни, он пытался царапать заметки на стенках Источника, но это оказалось невозможно. Он пробовал выдергивать нитки из своей одежды и завязывать на них узелки, изображая слова. К сожалению, нитки исчезали вскоре после того, как он их вытаскивал, а его рубашка и штаны немедленно возвращали свой прежний вид. Во время одного из редких визитов Разлетайка объяснил, что одежда не реальная, точнее, она всего лишь продолжение духа Кельсера.

По тем же причинам он не мог использовать для письма волоски или кровь. Формально их у него тоже не было. Это крайне раздражало, но где-то на втором месяце заточения он признал для себя правду. Писать вообще было не важно. У него не было возможности писать, когда он сидел в Ямах и точно так же строил планы. Да, это были планы, рожденные воспаленным разумом, неосуществимые мечты, но отсутствие бумаги никогда его не останавливало.

Стремление писать возникло не из-за того, что нужен был план, а потому что надо было чем-то себя занять. Как-то проводить время. Этого занятия хватило на пару недель. Но когда он признал правду, у него пропал к этому интерес.

К счастью, к тому времени он уже обнаружил в своей тюрьме кое-что новое.

Шепоты.

О, слышать их он не мог. Мог ли он вообще хоть что-то «слышать»? У него не было ушей. Он был... как там сказал Разлетайка? Когнитивной тенью? Силой мысли, удерживающей его дух и защищающей от распада. Сэйз нашел бы это крайне увлекательным. Он любил подобные мистические темы.

Но все-таки Кельсер что-то ощущал. Как и раньше, Источник продолжал пульсировать, посылая во внешний мир сквозь стены тюрьмы волны призрачных биений искаженных толчков. Пульсации походили на непрекращающийся нарастающий гул. Похожее ощущение возникает, когда поджигаешь бронзу и «слышишь» действие алломантии.