Алексей Веселов - Как исправлять ошибки (СИ)

Кис на мгновение застыл, видимо, размышляя, стоит ли обращать внимание на мои рекомендации, или лучше продолжать меня игнорировать за столь хамское, с его точки зрения, обращение. Скосил глаза, стараясь, чтобы я этого не заметил, но из такого положения разглядеть собственные лопатки было невозможно. Вздохнул. Еще пару раз лизнул уже мокрую конечность. Потом, наверное, врожденная кошачья чистоплотность взяла верх над гордостью, и он вывернул шею, чтобы проверить правдивость моих слов. А убедившись, взвился в возмущенном прыжке, оттолкнувшись сразу четырьмя лапами, приземлился, изогнувшись еще в воздухе, и принялся яростно отдраивать языком тускло‑рыжую клетку. Я от души наслаждался этим нехитрым зрелищем. Даже мышь выползла из укрытия и взирала на чистюлю‑кота почти с умилением.

Минут через пять, так и не добившись успеха в благородном деле борьбы за чистоту, Сириус недоуменно принюхался к пятну. Раздраженно фыркнул. Снова принюхался. Лизнул и застыл, словно пытаясь распробовать пятно на вкус. Потом покосился на меня.

– Что, не смывается? – сочувственно поинтересовался я.

Сырок опустил голову, подумал, снова выгнулся и посмотрел на пятно. Вздохнул.

– Может, глянешь, что у меня‑у там за дрянь? – отвернувшись от меня, заискивающе вопросил он пространство.

– Ладно, иди… – я похлопал по колену, – …только когти не выпуска‑а‑а‑ай! – опоздал с предупреждением, идиот.

А спустя еще полчаса мы оба, начисто забыв о волшебном зеркале и поручении учителя, решали сакраментальный вопрос, почему мог порыжеть клок шерсти. А он именно порыжел. Просто сменил окрас с белого на тускло‑рыжий. Совсем, как мои волосы. Я зачем‑то высказал это сравнение вслух. Сириус сначала обиженно напыжился, но вдруг хихикнул.

– Еще скажи, что это ко мне клок твоих волос прирос! Мау‑у‑у?

– С чего бы это? – не понял я. – Мои, вроде, все при мне, убегать ко всяким сомнительным личностям кошачьей национальности не собираются.

– А ты‑у хорошо проверял? – почему‑то развеселился котяра.

– А чего проверять‑то? Я, когда встал, причесывался.

– И перед зеркалом повертелся‑у? – не унимался клетчатый паршивец.

– Больно надо! – я постарался скрыть бросившуюся в лицо краску. Ну да, каюсь, есть за мной такой грешок. Причем, зачем пялюсь каждый раз на свою невнятную физиономию, сам не знаю. Ничего же нового не увижу. А хочется… Так хочется иногда взглянуть в проклятое стекло и увидеть не веснушчатое сутулое недоразумение, а статного красавца с гордым аристократическим профилем, орлиным взором и обаятельной улыбкой. Эх…

Мысли почему‑то вернулись к Киниаде, и мне совсем поплохело. Так поплохело, что и мечтать о ней расхотелось. Такая девушка!.. А тут я…

– Значит, сегодня не шибко на себя‑у любовался? Мур‑р‑уа? – вернул меня к действительности повторенный провокационный вопрос.

– Ой, да отвянь, а? – поморщился я. – Было бы на что любоваться!

– А зря‑у, батенька, зря‑у! – совсем уж непонятно чему возрадовался кот. – Как раз сегодня‑то, пожалуй, и стоило бы! Глядишь, и заметил бы, что у тебя‑у на затылке проплешинка появилась. Умр‑р‑р?

– Что?! – взревел я и схватился рукой за макушку. Шевелюра, хоть и невесть какая, была на месте. Я провел рукой вниз, к шее, и почти сразу нащупал пятачок гладкой кожи.

Когда я спускался к себе, отчаянно топоча на лестнице и мечтая разбудить учителя, было уже два часа ночи. Видно, все же меня апгрейдом нехило приложило, раз я так быстро отрубаться начал даже после того, как целые сутки продрых. А может, это все еще действовали странные воскурения Аля. Последние четыре часа прошли в бесплодных попытках понять, почему мои волосы решили перебраться к сволочному коту, и не менее бесплодном созерцании быстро сменяющих друг друга картинок в зеркале. Что стало причиной партизанских рокировок волосяного покрова, мы с котом объяснить так и не смогли. Вопрос был животрепещущим для обоих, поэтому я таки надеялся разбудить Аля. Ну, типа случайно вышло, извините учитель, а может, вы нам объясните… Не прошел номер. Звездочет решительно не собирался просыпаться среди ночи. Что до зеркала, то каждый раз, когда я просил показать следующий по списку мир, оно начинало быстро менять изображения разных людей и мест, не останавливаясь ни на одном. Только в самом конце, когда я риторически вопросил пространство, почему получилось только с Эмиром, коварное стекло мигнуло пестрой картинкой какого‑то города, по улицам которого шествовала Киниада в сопровождении – будь они неладны! – сомнительной команды героев. После чего ярко вспыхнуло радугой в последний раз и показывать что‑либо еще категорически отказалось. Видимо, мы ему наскучили. Мне даже показалось, что где‑то в глубине потрескавшейся амальгамы мелькнули неясные очертания зевающего рта.