Сергей Волков - Затворник

— Так вот, — продолжал Рассветник — из них, злыдней, один сегодня приехал к вам в городище. Приехал в обличии человека, дух которого он убил много дней назад, а в тело вселился. Теперь то же самое он сделал и с твоим младшим братом, вселился в него, а старое обличие, пустое мертвое тело, бросил здесь. Понимаешь?

— Понимаю. — сказал Пила — Теперь понимаю.

Что творилось сейчас у него в голове и в сердце — пером не описать.

У него не было никакого доверия к словам этих людей, свалившихся невесть откуда. Да и говорили они вещи небывалые. Между тем мертвым Краюху Пила не видел, представить, что злая колдовская сила истребила в нем дух и завладела телом — не мог, и смерть брата не могла быть для Пилы чем-то очевидным. Однако человек, с которым Краюха уехал утром, лежал здесь бездыханный с выпученными глазами, по следу его шли вооруженные княжеские люди…

И вдобавок звучало имя Ясноока…

Не оставалось уже сомнения — Краюха вляпался во что-то теперь уже действительно страшное — может быть, даже страшнее, чем подрядиться в провожатые к бенахскому разведчику. Но чем было это что-то…

Ощущение не возможной, а уже случившейся беды, пугали парня вдвое больше прежнего. Незнание и непонимание этой беды увеличило ужас в десять раз. Собственная беспомощность — обессиливала: будь у Пилы возможность как-то все исправить, как угодно, хоть самому сложив голову, он бросился бы, не размышляя. И страх, и тоска по родичу уступили бы место немедленному действию для его спасения. Тогда и задумываться было бы не о чем — руки сами бы взяли бы верх над головой… Но нечего было сделать. От этой бесполезности самого себя, и тело отказывалось двигаться, и разум словно заволокла муть.

И если бы в этот первый миг, вдобавок ко всему несчастью, Пиле пришло бы в голову уже промелькнувшее сегодня ощущение — то которое полностью он почувствует завтра — чувство его собственной вины во всей беде… Тогда рассудок Пилы мог бы и вовсе не устоять…

Смеркалось. Витязи осмотрели как следует окрестности, разожгли костер, сварили в котелке кашу, съели ее с сухарями и с салом, выпили по пол кружки вина и готовились устраиваться на ночь. Пила все это время сидел на одном месте, не проронил ни слова и к еде не притронулся. Сейчас он, также молча, сидел и смотрел на горящий огонь. Ни на что вокруг он не обращал внимания, разве что изредка прихлопывал на шее или на лице особо болючего комара. Не заметил он и как четверо его новых знакомых расположились около костра кружком.

— Эй, парень! Слышишь? — будто от сна одернул его Коршун.

— Что? — тихо сказал Пила.

— Не спи. Сейчас будем обряд совершать.

Слева от Пилы сидел Рассветник, дальше — Вепрь, Клинок, и справа — Коршун. В руках у Рассветника Пила увидел большую, на три четверти наполненную чем-то деревянную кружку. Рассветник держал ее перед собой, бережно обхватив обеими ладонями и заглядывая внутрь. Все наблюдали за ним внимательно и слегка напряженно.

— Начнем. — сказал наконец Рассветник, окинул всех взглядом последний раз, и снова повернувшись к своей кружке, заговорил:

— Человек, живая душа! Ты, неупокоенный, скорбящий, до срока преданный смерти, принужденный скитаться, искать себе пристанища и не найти, пока не истечет время, отпущенное тебе на белом свете! Ты, принужденный бессловно, бесслезно скорбеть о своей гибели! Мы принуждены вместе с тобой скорбеть о твоей гибели. Мы твои братья — по отцу, вечному небу, по матери — сырой земле, по всему человеческому роду! Один отец у нас с тобой, одна мать у нас с тобой, одна печаль у нас с тобой, один враг у нас с тобой! Как мы скорбим о твоей беде, как земля и небо скорбят о твоей беде, так ты опечалься нашей бедой! Встань на нашу защиту, чтобы мы рассчитались за нашу с тобой обиду, за вину перед землей и небом, за вину перед всем нашим родом! Кровью, пролитой без вины, укрой нас от колдовского взора, чтобы твоему врагу, врагу нашему, врагу земли и небес, мы были невидимы, чтобы мы были ему неслышны. Чтобы он нас не слышал, когда будем рядом, и не видел, когда приблизимся к нему. Тогда наш враг ответит и за твои, и за наши обиды, и за всех убитых им, и за всех живых, которых обидел, за вину пред небом и пред землей! В том надейся на нас, а мы на тебя надеемся, как на верного брата!

Сказав так, Рассветник выпил из кружки глоток и передал Вепрю.

— Да будет так! — сказал Вепрь, выпил и передал Клинку

— Да будет так! — повторили то же Клинок и Коршун. Потом Коршун протянул кружку Пиле.