Сергей Волков - Затворник

— Где? — крикнул Клинок Коршуну.

— Вон он лежит, полюбуйся! — ответил Коршун, показывая молотом на убитого быръя.

— Меч его где, я спрашиваю!?

— А… Здесь был где-то…

Обежав кругом мертвых коня и всадника, Клинок шарил глазами по земле, и наконец увидел в траве меч, выбитый «воронком» из руки колдуна.

— Вот оно! — сказал витязь, поднимая с земли меч злыдня и держа перед собой двумя руками. Азартный, хищный восторг звучал в его речи. Горящими глазами он разглядывал оружие, и словно не мог налюбоваться — Вот…

Клинок ударил меч плашмя о колено. Меч переломился, и Пила вздрогнул от грома, прогремевшего в ушах и отдавшего долгим отзвуком, а в отзвуке послышалось, как исчезает, задыхаясь, пронзительный злой и жалостный вой.

Чуть погодя, Коршун отозвал Рассветника с Клинком в сторону, и рассказал им о своем видении, о лике Затворника, которого он увидел, стоя над поверженным злыднем.

— Что это, а, братья? — спросил он.

— Ты как думаешь? — спросил Рассветник Клинка. Тот пожал плечами.

— Это был Ясноок, как живой, прямо в лицо мне смотрел! — спросил Коршун — Живой Затворник!

— Это не точно. — сказал Рассветник.

— Да как! — воскликнул Коршун — Я же своими глазами видел!

— Ты видел то, что видел, брат! — сказал Рассветник — Но та сторона обманчива. И ты через нее, через ту сторону, видел призрачный облик колдуна, или даже его дух. Не обязательно, что это Ясноок. Вон, парень наш, который скитался за горами, тоже рассказывал, что он там видел мару, похожую на шамана, который ее сотворил. Образ колдуна часто остается на той стороне, во всем, что тот ни сделает.

— Как узнать-то тогда? — спросил удивленный боярин.

— Пока не пойму. — сказал Рассветник — Как будет свободная минута, сразу дадим знать учителю, может он разгадает. А ты пока молчи о том, что видел.

Смирнонрав велел отчистить хутор от тел и созвал воевод на совещание. Немедленно всем старшинам передали их приказ: считать своих убитых и раненных, ыканских пленных, собирать оружие и сгонять к поселку разбежавшихся лошадей. Перед воротами стала расти гора из клинков, лезвий, древок и броней.

Какого оружия здесь только не было! Готовясь к войне, каган не жалел богатства для снаряжения своих полков. Потом еще долго на базарах хвалынской страны и сопредельных стран вспоминали о неслыханной щедрости Ыласы. Со временем эти воспоминания обрастали выдумками, превращаясь в байки, отделить которые от правды стало невозможно. Рассказывали, что купцам, привозившим оружие на торг в устье Черока, ыканцы за один меч нагружали корабль доверху кожами, а за полный набор всадника — с доспехами, копьем, булавой, садком, защитой для коня и всей сбруей — в такой корабль загоняли рабов сколько войдет! В то время в южных приморских странах нигде нельзя было купить ни стрелы, ни одного кольчужного колечка — купцы опустошили все оружейные и всем мастерским задали заказов на месяцы работы вперед!

Кроме кривых сабель, обычного оружия степняков, здесь были искривленные кпереди ойгарские мечи, хвалынские — для конного боя, с длинным прямым клинком и загнутой рукояткой, тесаки, длинные кинжалы и сабли с тяжелой елманью, какие носят гляуры на полуденном отроге Хребта. Попадались здесь даже мечи, какие Хвостворту видал у незнакомцев в горной войне — длинные, с истонченным острием и широким перекрестием, и совсем уж диковинные — те, что ыкуны покупали в далеких, неизвестных ратаям восходных странах. Тоже было и с доспехами — самыми разными, медными, стальными или железными, из кольчуги, пластин и чешуи, из круглых и прямоугольных блях, наклепанных на кожу или войлок, соединенных кольчатым полотном, нанизанных на веревку, ремни и проволоку. Шлемы — остроконечные, округлые как котелки, плосковерхие, с бармицами, с затыльниками, наушниками, масками и полумасками, кольчужные накидки на голову, с наплешниками и без. Простые, или богато украшенные узорами, золотой и серебряной насечкой, покрытые надписями на неведомых языках. И все остальное — оружие от топоров до луков и стрел, седла, уздечки и попона, было самое разномастное, свезенное из далеких и близких стран.

Убитых ыканцев насчитали за три сотни, еще почти столько же взяли живьем, и отвели под стражей на ровное место чуть в отдалении от хутора. Коней, с седлами и без седел, выловили поблизости больше полутора тысяч. Но за теми лошадьми, что убежали далеко в поля, князь запретил уходить. Запретили также преследовать табунщиков, бежавших с поля боя — упиваться успехом было слишком рано.