Сергей Волков - Затворник

— Да, не ратаи. Но они тоже данники стреженского князя и служат ему по особому договору. Называется их народ уннаяка.

— Унаяки вобщем. — сказал Коршун — Вепрь вот у нас унаяк.

— А учитель ваш тоже унаяк?

— Нет, он ратай. — сказал Рассвтеник.

— Почему тогда живет там?

— Нравится ему там. — сказал Рассветник — Он никому не служит, вот и живет, где нравится.

— Так вы оттуда, с самого Пятиградья за злыднем гнались? — спросил Пила.

— Да мы по каким только местам за ними не носились! Ты и не слышал о таких местах, наверное. И везде они за собой бросают мертвые тела с опаленными лбами. — сказал Рассветник.

— Это затворник их научил так? — спросил Пила.

— Он, кто ж еще. — сказал Коршун.

— И сам он так умел?

— Ясноок-то? — переспросил Рассетник — Умел, наверное. Только оно ему зачем, он ведь многие годы сидел безвылазно под землей. Не ел, не пил, поддерживал в себе силы одним колдовством.

— Это и у нас рассказывали, что он света боялся, а тьма ему придавала силы. — сказал Пила — А ваш учитель не так живет?

— Нет, не так. — резко сказал Рассветник — И если бы ты так сказал, зная Старшего, то за это одно… Ты не сравнивай больше пещерника с нашим учителем.

— Не буду! — с готовностью согласился Пила.

— Ему свет и красота земная придают силы, хотя он и тьмы никогда не боялся. Ты и не знаешь наверно, что если бы не Старший, то может быть, Ясноок до сих пор бы сидел в своей яме на княжьем дворе, и всю ратайскую землю гноил бы, как раньше!

— Как это?! — удивился Пила — Ты говоришь, ваш наставник Ясноока победил, а я про это и правда не слышал! Знал бы — ни за что не стал бы спрашивать, похожи ли они или нет, с тем колдуном!

— Ну, то что ты не слышал о нем, это не удивительно. До сих пор за это все хвалят только князя Светлого.

— Расскажи, как было! — взмолился Пила — И как вообще оно так получилось, что какой-то крысюк подпольный, весь век в берлоге просидел, и забрал такую власть!

— Это, Пила, долгая история. — сказал Рассветник.

— Так ведь и путь у нас не близкий. Расскажи, а я потом нашим в Горюченском перескажу.

Рассветник начал рассказывать:

— Началось все лет двадцать назад, еще в начале княжения Светлого. Тогда впервые стало слышно про Ясноока. Сначала он появился в Каяло-Брежицке — в большом городе на полудне, в столице Степного Удела. Но там он, судя по всему, надолго не задержался, а перебрался в Стреженск, и год-два сидел тише воды ниже травы. Старики, которые тогда его знали, говорят, что он был чистой воды акиринаец. Но никто и глазом моргнуть не успел, как Ясноок стал самым коренным ратаем, и даже говор у него стал настоящий малочарокский, так что тамошние его чуть ли не за поприще начали принимать за земляка.

— Так он откуда на самом деле взялся? — спросил Пила.

— Никто этого толком не знает. Скорее всего — из акиринайского земли, что в царстве хвалынского калифа, там в это время была большая междоусобица, и оттуда много акиринайцев спасались в наши сопредельные земли — кто в Стреженск-Полуденный, кто в Каяло-Брежицк. Этот вот добрался до самого великокняжеского Стреженска. Поселился он там у книжников, стал переписывать книги и переводить с акиринайского и хвалынского. Тогда он и стал впервые известен своей ученостью, там и с Вороном познакомился. Про Ворона-то слышал?

— Нет. — признался Пила — А он кто?

— Ворон — колдун. Тогда в Ратайской Земле было два больших колдуна — наш Старший и Ворон. Когда-то они называли друг друга братьями, но Ворон прельстился золотом и честью больше чем мудростью, и подался в Стреженск — колдовать для князей и больших бояр. Мудрости и силы он из-за этого лишился, а золота и большой чести так и не нажил нажил. Старший, когда тот уходил, только головой вслед покачал, и остался жить на Белой Горе. Так вот, Ясноок напросился к Ворону в ученики, с книжного двора ушел, стал Ворона назвать вторым отцом, а уж Ворон на него нарадоваться не мог, такой способный да усердный ученик нашелся! Глаз с учителя не сводил, каждое слово его ловил и глотал поскорее. Готов был дорогу перед Вороном мести бородой, башмаки целовать.

— Он так, конечно, не делал. — сказал Коршун — Только клялся, что готов был.

— Так вот. — продолжал Рассветник — В ворожбе он скоро превзошел самого Ворона, но ничего без его совета делать словно не смел — все сначала спрашивал, а за каждый совет благодарил чуть ли не со слезами. Ворон от этого становился мягким, будто тесто, и рад был раскрыть Яснооку любые тайны — даже то, что ему Старший в годы братства доверял строго-настрого держать при себе, до самого крайнего случая.