Кристофер Голден - Охотники за мифами

Они поговорили еще минуту или две. Из душа вышла Кицунэ, закутанная в белый махровый халат. Белый цвет казался слишком резким и ярким на фоне ее кожи цвета кофе с молоком. Под халатом явно ничего не было. Пока двое Приграничных обсуждали необходимость остаться в комнате на весь день, Оливер изо всех сил старался не смотреть на нее, боясь встретить ответный взгляд. Воспоминание о наготе Кицунэ преследовало его.

Позже, когда они поели, — персонал «Fleur de Lis» и правда оказался таким услужливым, как предсказывал Фрост, — изнеможение дало о себе знать. Оливер знал, что в комнате только одна большая кровать — ни дивана, ни любой другой поверхности, на которой можно было бы достаточно комфортно прикорнуть. Несмотря на это, он намеревался устроиться на полу, постелив туда лишнее одеяло, которое он обнаружил, и одну из подушек с кровати. Кицунэ ничего не узнает.

Если она останется в том же махровом халатике, в котором вышла из ванной, он ни при каких условиях не ляжет с нею в одну кровать. Не то чтобы он думал, будто между ними может что-то произойти — в конце концов, он всего лишь самый обычный парень, а она такая экзотическая и, черт возьми… сверхъестественная, — но даже если произойдет, нелепость ситуации наверняка обернется его фиаско. А еще он думал о Джулианне. Свадьба так и не состоялась, но она по-прежнему оставалась его невестой. А присутствие Фроста смущало еще сильнее.

Однако компромисс, к которому они в результате пришли, оказался немногим лучше. Кицунэ облачилась в черную рубаху и штаны, которые носила во время путешествия, и настояла, чтобы Оливер укрылся одеялом, а сама завернулась в свой рыжий меховой плащ и калачиком улеглась на постели. Оливеру показалось, что ее забавляет его замешательство, однако не прошло и двух минут, как она провалилась в глубокий сон.

Но Оливеру никак не удавалось заснуть.

Фрост наблюдал за ними, стоя в самом темном углу комнаты — так неподвижно, словно и в самом деле замерз. Оливер лежал на боку, повернувшись спиной к Кицунэ и уставившись в стену. Сна не было ни в одном глазу. После еды он принял душ — чистые простыни приятно холодили кожу рук, — но все его нервы, казалось, обнажились от напряжения. Время от времени он делал глубокий вдох и заставлял себя закрыть глаза, пытаясь призвать сон. Эхо кошмара, увиденного им в доме Оливера Ларча, еще жило в сознании. Воспоминание о нем лишь добавляло новые мучения к тем, что уже терзали его.

Глаза его были зажмурены, когда он почувствовал у самого лица дуновение холодного воздуха. Открыв глаза, он увидел Фроста — тот присел на корточки у постели, внимательно разглядывая его. Звякнули сосульки — Фрост склонил голову набок, точно любопытная птица.

— Что тебя мучает, Оливер?

Он смотрел в бледно-голубые глаза, пытаясь найти нужное объяснение. Из-за близости зимнего человека — а может, и от собственных мыслей — его бил озноб. Все время путешествия, вернее, бегства от тех, кто хотел отнять жизнь у него самого и у его спутников, Оливер восторгался открывшимся ему волшебством. А еще — свободой, обретенной, по иронии судьбы, благодаря вторжению в его жизнь жестокости, ужаса и сверхъестественных сил. Но когда ему снились сны, они были о доме.

— Я слишком давно не был дома, — сказал Оливер, стараясь говорить потише, чтобы не разбудить мягко урчащую во сне Кицунэ. — Наутро после ночи, когда ты пришел ко мне, — той, когда за тобой гнался Сокольничий, — должна была состояться моя свадьба.

— Но те события свершились помимо твоей воли. Ты покинул невесту не по собственному желанию.

Желудок Оливера болезненно сжался.

— Нет. Но я обрадовался. Я сомневался в том, правильно ли я поступаю, с того самого дня, когда сделал ей предложение.

— Разве ты ее не любишь?

— Люблю. Наверное, люблю. Но меня не покидало ощущение, что я… подчиняюсь будущему, которое выбрал за меня отец. Джулианна должна была выйти замуж именно за того парня, которого так отлично вышколил мой папенька. После чего я остался бы тем парнем навсегда. А я мечтал вырваться из всего этого, стать тем, кем хотел сам. А уж потом, если бы она все еще хотела выйти за меня… Но меня слишком хорошо выдрессировали. — Он горько рассмеялся. — Я был хорошим щенком. Делал все, что прикажет хозяин.

Фрост слегка склонил голову, и по комнате промчался порыв холодного ветра.

— Кто-то может сказать, что это роль хорошего сына.

Оливер внимательно смотрел на него, пытаясь угадать: думает ли сам Фрост так же, или он просто сделал этот вывод, столетиями наблюдая за жизнью людей, в мир которых являлся как вестник зимы.