Убийца спокойно вытер окровавленное оружие об одежду поверженного монарха, повернулся в сторону королевы и указал своим подручным на кормилицу, женщина даже не вскрикнула, когда удар в спину заставил её беззвучно упасть вперёд и все вещи, которые она держала, прижав к груди, разлетелись в стороны. Убийца замер, потом сделал шаг и шпагой тронул комок детского белья:
— Ребёнок. Где ребёнок? — раздался сдавленный голос из-под маски.
— Ах, вот оно что, — подумала Элодора, — им нужно убить и дитя, кормилица держала свёрток с вещами, и они ошибочно посчитали его за ребёнка, а теперь поняли, что её дочери здесь нет.
— Где ребёнок? — снова спросил убийца, но, не дождавшись ответа, в раздражении ткнул шпагой Элодоре в плечо.
Что этим он хотел добиться от обезумевшей от горя женщины было непонятно, королева даже не почувствовала боли, настолько велик был её шок.
— Ты будешь говорить? — убийца придвинулся к королеве, схватил её левую руку и стал выворачивать запястье.
В этот момент королева узнала этот голос:
— Это ты Лаверон? Я узнаю тебя. Предатель.
— И что с того? — Рассмеялся герцог, отстёгивая маску, — ты унесёшь эту тайну в могилу, но прежде ты скажешь, где твоя дочь.
— Зачем тебе это знать?
— Просто интересно, возможно я даже не убью её, а продам кому-нибудь как простолюдинку. А если ты будешь упорствовать, мои доблестные воины не откажутся позабавиться с бывшей королевой, — при этих словах Лаверон придвинулся вплотную к Элодоре, — ведь ты не сможешь отказать им?
— Я всегда считала тебя своим врагом Лаверон, но даже не могла представить, как низко ты падёшь. Надеюсь, Господь по достоинству оценит твои деяния.
— Ты всё ещё надеешься, что всевышний на твоей стороне? — Усмехнулся герцог, — Нет. Мой Бог любит сильных и реши…
Лаверон поперхнулся на полуслове, это королева достала кинжал и воткнула его сбоку в узкую щель между доспехами предателя:
— Пусть господь судит тебя моими руками, — произнесла она и, что было сил, налегла на кинжал, поворачивая его в ране.
Герцог зарычал от дикой боли, разум помутился и он, чуть отступив назад колющим ударом, пробил грудь Элодоры.
— Проклятье, — застонал Лаверон, вытаскивая длинный кинжал из своего тела, по всей видимости, рана была смертельна, потому что, кровь обильно хлынула следом. Герцог сорвал застёжки доспехов, просунул левую руку под кирасу и как мог, зажал рану, чувствуя, как кровь толчками струится сквозь пальцы. Да, рана действительно оказалась смертельной и когда подручные кинулись ему на помощь, он оттолкнул их руки и прохрипел, — найдите, и убейте её ребёнка, нужно искоренить весь этот подлый род.
Никто не посмел ослушаться приказа, все кинулись выполнять распоряжение грозного хозяина. Лаверон проводил взглядом исчезающих в лесу наёмников и, слабея, опустился на колени, доспехи не позволяли ему полностью сесть на землю. Глупо. Так бездарно распорядиться своей удачей, он давно завидовал счастью короля и потому решил сам расправиться с ним и его возлюбленной, но жестоко поплатился за минуту слабости. Герцог застонал, но совсем не от боли, как раз её он не чувствовал, ему пришло в голову, что теперь кто-то другой воспользуется плодами его победы, оставив ему лишь роль предателя, презрение потомков и злорадные усмешки врагов. Последнее было для него особенно тягостно, и тут его взгляд упал на неподвижное тело королевы, по непонятной прихоти всевышнего она упала рядом с супругом, причём голова её оказалась на его руке, даже после смерти они оказались вместе. Странно, но на её лице замерла лёгкая улыбка, и только тогда до герцога дошёл весь ужас его положения, он хотел увидеть её унижение, страдание, а получилось совсем наоборот, королева приняла свою смерть с радостью, она снова соединилась с супругом, их ждёт вечность счастливой небесной жизни. А что теперь уготовано ему, страдания души и муки ада?
Он так и умер, оставаясь железной статуей с поникшей головой и преклонив колени перед избранниками бога, Лаверон хотел занять их место на троне, но судьба распорядилась иначе, уготовив ему роль вечного нераскаявшегося грешника.
Фениан ничего этого не знал, сейчас он был озабочен другим, бережно прижимая к себе ребёнка, быстро уходил от погони. Те, кто пытался его нагнать, вряд ли могли это сделать в густом лесу, слуга господа был не только скор на ногу, но и ещё очень вынослив, поэтому расстояние между погоней и беглецом постоянно возрастало. Скоро на лес опустится темнота и тогда уже никто не сможет его найти, а утром он уже успеет добраться до ближайшего монастыря и укрыться за надёжными стенами.
Читать дальше