Илья Зубец: Легенда Хэнсинга (СИ)

Прогремело еще два выстрела, и я почувствовал, как оба выстрела попали в мое укрытие. Бочку чуть не опрокинуло на меня, но у меня получилось ее удержать на месте. Я вытащил «Ренегат» левой рукой, отметив про себя, что правая перестала слушаться. Выглянув из своего укрытия, я увидел стреляющего: наш недавний продавец. Его глаза светились каким-то странным огоньком, а револьвер в руках ходил ходуном. Однако это не мешало ему произвести довольно меткий выстрел в мою сторону. Бочка вновь сотряслась, однако на этот раз пуля нашла цель: дробя ребра и разгрызая плоть, кусок свинца вошел в мое тело и застрял где-то в легких. От удивления я даже вылетел из укрытия и перевернулся на спину. «Ренегат» вылетел из ослабшей руки и покатился по мостовой. Удивительно, что вообще сквозь эту бочку пробило… Доски толстые вроде… В груди поселилась дикая непереносимая боль, однако привыкшее к подобному сознание и не собиралось отключаться. Левая рука, будто сама по себе, потянулась к кулону на шее.

Видя мое плачевное положение, Фильх выглянул из-за угла и сделал несколько беглых выстрелов по агрессору. Барыга, словно опомнившись, спрятался за ближайшим углом. Однако, судя по звукам, убегать он не собирался. Я тем временем дотянулся до кулона, захлебываясь кровью. Правая рука перестала работать полностью, дышать уже почти не получалось, но шанс на спасение был… Я судорожно открыл кулон и влил его содержимое в рот.

Горький привкус энриума… Иногда мне кажется, что я знаю его с рождения. С одной стороны, я ненавидел его, а с другой — просто обожал. Он столько раз спасал мою жизнь… И сегодня этот счет пополнился. Я почувствовал, как по телу растекается жар: заключенная в энриуме магия начала воздействовать на мой организм. Меня выкрутило дугой: ужасная боль будто прожгла мои легкие и правую руку. Звонко поскакала по мостовой пуля, выпавшая из дырки в груди. Мне показалось на мгновение, что сейчас мои ранения и вправду воспламенятся, но этого не случилось. Спустя долгий десяток секунд я почувствовал, что раны исчезли. Хотя места ранений все еще саднили. Перекатившись по земле, я подобрал свой «Ренегат» и прыгнул за угол к Фильху.

— Как ты? — Спросил Фильх, не переставая глядеть в сторону укрытия барыги.

Сердце билось так быстро, что я буквально чувствовал, как по жилам бежит кровь. Вены на шее и груди потемнели и стали почти черными. Организм отчаянно пытался справиться с интоксикацией, вызванной энриумом, но не мог. Я знал, что вскоре станет легче, но этот период я просто ненавидел. Тело обычно еле слушалось, ноги подгибались, руки дрожали, в глазах все плыло. В доказательство этого «Ренегат» выскользнул у меня из руки и упал на мостовую. Я согнулся в поясе, пытаясь унять дрожь.

— А ты как думаешь? — Прохрипел я из такого положения.

— Знаешь, из всех, кого я только знаю, у тебя самая классная способность от энриума и самый поганый откат от него же. — Проговорил Фильх, доставая свою капсулу с энриумом.

Он выдохнул, как перед приемом алкоголя и, зажмурившись, выпил содержимое капсулы. Спустя несколько секунд он открыл глаза и зарычал. Кожа его покрылась матовым металлическим блеском. Фильх безбоязненно вышел из укрытия. В него тут же попало две пули, но они не причинили никакого вреда. Куски свинца, изрядно деформированные, отскочили от его кожи, как будто та была сделана из крепчайшей стали. Хотя, в данный момент так и было.

— Не убивай его! — Прохрипел я вдогонку уходящему к барыге Фильху.

Тот лишь отмахнулся, мол, понял. У барыги тем временем началась паника. Не каждый день встретишь человека, хоть и обращенного с помощью энриума, которого не берут пули. Он высадил в Фильха весь оставшийся боезапас, но тот даже не почесался. Тогда барыга попытался сбежать. Фильх, недолго думая, в два прыжка догнал его и провел прямой удар кулаком в ухо. Бедолага свалился как подкошенный. Сила моего напарника тоже возрастает от волшебного металла. Ко мне же, наконец, пришло облегчение: откат закончился. Я выпрямился и вздохнул поспокойнее. Легкое и рука, пострадавшие от выстрелов, слегка зудели, а так следов ранений больше не было.

Фильх оглушительно чихнул. Его откат заключался в пробуждении жесточайшей аллергии: на что не известно, но он был практически выведен из строя в это время. К счастью, откат у него длился лишь минуту. У меня откат идет тридцать секунд, но ощущения были в десятки раз хуже.

— Он жив? — Спросил я, поднимая с земли «Ренегат».