Надежда Мамева - Магометрия. Институт благородных чародеек

В голове вертелся бестактный вопрос, который я никак не могла обличить в более корректную форму, а потому спросила как есть:

— А ты как сама оказалась в этом высокородном виварии?

Лисичка, похоже, не привыкшая к откровенным вопросам, столь же ожидаемым, как БТР на сцене Мариинки во время «Лебединого озера», на секунду замерла с губкой в руке. Я уже сожалела о сказанном, как вдруг кицунэ, тяжело вздохнув, призналась:

— Меня посчитали перспективной болонкой, от которой больше выгоды при вязке с благородным, чем если бы я взялась охранять дом…

Такой неприкрытый цинизм по отношению к себе вызывал мурашки. Тэн же горько усмехнулась своему отражению в зеркале, которое висело над кранами.

— Отец решил, что если я буду учиться в обычном магическом университете, то максимум, чего смогу достигнуть, — стать хорошим специалистом. Но даже отличный работник не пробьет «стеклянного потолка» без связей, — она с ненавистью выдохнула.

У меня было ощущение, что ее слова — невольная исповедь Арико самой себе, оправдание и мантра одновременно. Ей, как и мне, было одиноко и тяжело в этом институте, она подсознательно искала того, кому могла бы выговориться.

— Это только у людей дворник может стать министром финансов, да и то, я полагаю, это не больше, чем предвыборный пиар-ход, миф двадцать первого века. Здесь же все иначе: будь ты хоть трижды гений, выше определенного ранга не продвинешься. Да, есть исключения, но они лишь подтверждают правило: титул и деньги открывают двери, в которые простым магикам ход заказан. У меня же оказался достаточно сильный дар, и отец решил пойти ва-банк. Ведь этот институт — как племенной загон, из которого Распределитель вот уже пятьсот лет отбирает спутниц для сыновей высшего чародейского света. Сюда попадают девушки двух категорий: с сильным даром, способным передаться наследникам, и высокородные по праву рождения.

— И ты согласилась? Это же амбиции твоего отца…

— Не амбиции, а здравый смысл. Я отдаю отчет в том, что продаю себя на этом аукционе честолюбия. Но зато мои дети будут вольны в выборе, которого ни у меня, ни у моей матери не было.

Я помотала головой. Никогда не принимала восточного мировоззрения, которое считает одного человека лишь винтиком большого механизма, зачастую пренебрегая его уникальностью, его правом на счастье. Тэн по духу была истинной дочерью Востока: пожертвовать собой ради давших тебе жизнь и тех, кому ты жизнь можешь дать.

— Да что я тебе прописные истины объясняю, сама наверняка здесь за тем же, чтобы попасть в знатный род. И не надо лукавить, тут все такие, поэтому предупреждаю, хоть ты мне и нравишься, я тебя предам, подставлю, обману, если почувствую, что ты можешь перейти мне дорогу…

Сказано это было с доброжелательной улыбкой, от которой я поежилась.

— Знаешь, спасибо.

— За что? — удивилась Арико.

— За честность. Но в одном ты не права. Я здесь не для того, чтобы выгодно выйти замуж, я здесь мотаю срок.

— Это как? — серьезности на мордашке кицунэ как не бывало, зато ее глаза засияли в предвкушении чего-то необычайно интересного.

«Вот что значит оборотень: ее эмоции менялись с той же скоростью, с которой вирус заражает файлы на девственном харде, ни разу не познавшем Касперского», — подумалось вдруг.

За разговором с кицунэ прошел остаток вечера. Дортуар уже погрузился в сон, когда я услышала шепот. Голос принадлежал тени:

— Спишь?

Как по мне — так это самый идиотский вопрос, на который положительного правдивого ответа в принципе не существует.

— Нет, медленно моргаю, — на ультразвуке ответила я.

— Тогда пойдем на разведку, — воодушевился тень.

Я припомнила, чем не далее как сегодняшним вечером окончился мой променад, хотела ответить решительным отказом, но тень с интонациями заправского шантажиста прошипел:

— Тогда я дождусь, пока ты уснешь, и… в общем, фокус с будильником покажется тебе невинной шалостью.

«А ведь этот зараза может!» — констатировала я, припоминая ежеутреннюю побудку.

— Уговорил, но только недолго, — я потянулась за костылем.

Вот уж не думала, что в первую же ночь буду выгуливать тень по институтским коридорам. Как оказалось в дальнейшем, наши ночные бдения имели самый неожиданный результат. И это с учетом того, что занятия еще даже не начались.

Тень практически растворился в обсидиановой мгле коридора. Я неторопливо переступала, опираясь на костыль и ловя себя на мысли, что в ближайшее время точно не буду мечтать о собаке. Четвероногий друг — это хорошо, но чтобы его безропотно выгуливать, его надо любить, иначе спустя неделю возненавидишь ранние утренние подъемы и необходимость вечером в любую погоду брать в руки поводок и намордник. Поскольку к тени привязанности я не питала, ненавидеть наш совместный «выгул» я начала уже спустя пятнадцать минут.