Светлана Середа - Эртан (дилогия)

Лицо парня недоуменно вытянулось.

– Юля?

Произнесенное имя потянуло за собой вереницу ассоциаций. Юля – это я. Дубровская Юлия Эдуардовна. Мой отец – Эдуард Гордиенко, широко известный в узких кругах нейрофизиолог. Он взял себе мамину фамилию. Мама… в памяти вспыхнула картинка: мама – такая красивая, такая яркая, такая родная. Я бегу к ней, она подхватывает меня на руки, и мы кружимся, кружимся – взлетает ослепительный вихрь ее волос – и хохочем, как сумасшедшие.

«El'thanika», – говорит мама, прижимая меня к себе. «Моя снежинка.»

Она всегда говорит со мной на этом странном языке, но я ее понимаю.

– Юля? – мужчина склонился еще ниже, с беспокойством вглядываясь в мое лицо. – Что ты помнишь?

– Я помню маму, – сказала я. – Она умерла, когда я была маленькой.

– Ты говорила, что мать умерла во время родов. Ты не можешь ее помнить, – Данил выпрямился, бросил тревожный взгляд куда-то в сторону.

Он прав, с болью осознала я. Эти яркие, полные жизни картинки – всего лишь детские сны… или – больше, чем сны?

К Данилу подошел мужчина. Его лицо показалось мне странно чуждым и знакомым одновременно.

– Юлия, как вы себя чувствуете?

– Нормально. Только слабость.

– Голова болит?

– Нет.

– Вы меня помните?

Я медленно покачала головой.

– Архимагистр, вы уверены, что она в порядке? – в голосе парня послышались панические нотки. – Можете посмотреть еще раз?

– Это просто психологический шок. Пройдет. Не волнуйтесь, Дан, она придет в себя, нужно только время.

И снова имя запустило волну ассоциаций.

Вспомнилось, как я позорно рыдала у Дана на плече, рассказывая о смерти Вереска.

Как я в запале сказала, что он из кожи вон лезет, пытаясь быть похожим на Кристофа.

Как мне казалось, что я схожу с ума, пытаясь в первом встречном мужчине разглядеть черты убитого мной полуэльфа.

И все это время Дан не сделал даже попытки признаться.

Ррррр.

А еще почему-то вспомнила, как я, сгорая от стыда, летела из палаты, в которой только что очнувшийся Дан застал малоприятную сцену в моем исполнении, и бормотала: «Гад. Сволочь. Сукин сын.» Разве я была не права?

Я села. Вернее попыталась сесть. В пылу эмоций это даже удалось, но меня тут же повело в сторону. Дан стиснул мои плечи и вернул на подушку, не обращая внимания на слабое сопротивление.

– Юлька… Ты чего? – беспокойство в его голосе сменилось осторожной радостью: по моему изменившемуся лицу он понял, что я его окончательно вспомнила, но не знал, чего от меня можно ожидать.

Предусмотрительно с его стороны. Я и сама не знала, чего от себя ожидать.

– Ты врал мне прямо в глаза! – хотела выкрикнуть возмущенно-обвиняющее, но голос подвел – получилось укоризненно. – Как я теперь могу тебе верить?

Дану хватило ума добавить к радостной улыбке чуть-чуть раскаяния. Он полагал, что сейчас не время для разборок. Наверное, он был прав – я не в том состоянии, чтобы устраивать скандал. Но… последний вопрос – он был задан не ради скандала. Тот, кто однажды решился на ложь, – пусть даже ложь во благо – вполне способен повторить это снова.

– Насчет сына ты тоже соврал?

Улыбка Дана померкла.

– Нет, клянусь! – он обернулся к магистру Астэри, моля о помощи.

Я тоже.

– Магистр, у меня будет сын?!

Эльф улыбнулся обычной своей мягкой улыбкой.

– Я бы не взялся так точно определить пол будущего ребенка в конце второй недели после зачатия.

Я устало прикрыла глаза. Поздравляю, Дубровская. Узнать о своей беременности от отца ребенка – это вполне в твоем стиле.

Бедный малыш. Он еще не родился, а ему уже не повезло с генетикой.

– Мужчина, почему от тебя одни неприятности? – поинтересовалась я.

Мужчина рассмеялся до неприличия счастливо.

Паршивец.

Я открыла глаза и нахмурилась.

– Не надейся, что ты прощен. Я обязательно устрою скандал. Завтра. Или послезавтра.

Когда смогу хотя бы сидеть, не сваливаясь с кровати.

– Через неделю, не раньше, – непреклонно отрезал верховный маг. Он подошел к изголовью постели и положил руки на мои виски. Я уже поняла, к чему все идет, но возмущаться сил не осталось.

– Как пожелаешь, любимая, – покладисто согласился Дан. – Я готов принять даже смерть из твоих рук.

Липкая дремота уже охватила меня, и мысли начали путаться. На грани дремы и яви мне вдруг стало страшно: что, если это всего лишь сон? Что, если Дана нет и никогда не было, Вереск погиб в Долине, и сейчас я проснусь, чтобы убедиться в этом?… Я не глядя нащупала его ладонь. Ладонь была живая, теплая и настоящая.