— Гуосподь покарает тебя, храмуовник! Ну… разве по маленькуой.
— Дело. Раскидывай! Ставлю ключи против бутылки.
Мелисанда прижалась ухом к двери. Неведомый узник не шутил: он действительно собирался сыграть с тюремщиком в кости. Зашаркали подошвы Диккона. Загремели решетки.
— Пуоклянись, что не убежишь, храмуовник.
— Я что тебе, жена Лотова? Ты ж меня, почитай, каждый месяц запираешь.
— Клянись! Знаю я вас, муорд рицарских.
— Ладно. Я, Аршамбо де Сент-Аман, рыцарь Храма, клянусь пояском Марии Египетской, что не буду женой Лотовой и последней сволочью. Клянусь, что не сбегу из тюрьмы, оставив друга моего Диккона в одиночестве распивать бургонское, присланное магистром де Пейном… эй! эй! Куда набуровил столько?.. А мне?.. Договаривались же по три бокала!
Тюремщик что-то проворчал в ответ. Вновь забулькало вино. Мелисанда с тоской вздохнула. После вчерашней порки и допроса немилосердно хотелось есть и пить. Устраиваются же некоторые! Этот вот… как его… Аршамбо де Сент-Аман. Словно дома!
Мелисанда даже стишок сложила:
Аршамбо де Сент-Аман, Плачет по тебе тюрьма.
Но стихи стихами, а тюрьма по храмовнику вовсе не плакала. Наоборот, веселилась. Игральные кости стучали, и счастье игрецкое переходило с одном стороны на другую.
— Ставлю меч против твоего кубка, пояса и ключей!
— Храмуовник… — в голосе Диккона звучала Укоризна. — Твуой меч в этом сундуке. Он не твуой и не муой. Он принадлежит закуону.
— Ладно. Не будь женой Лотовой… Ставлю лошадь Жоффруа. Он всё равно не узнает. А ты доешь вот этот окорок.
Скоро храмовник проиграл и лошадь, и сбрую. Потом отыграл и добавил к этому пояс тюремщика. Диккон вступил в полосу невезения.
— Жена Лотова!.. — доносилось до Мелисанды.
— Муорда рицарская!..
— Но-но! Без жульства! У Храма длинные руки! — Наконец, после ожесточенного перестука костей ликующий голос Аршамбо возвестил:
— Хо-хо! Я выиграл! С тебя прогулка по коридору.
— Муорда храмуовничья… Ладно, Аршамбоу, пуока я не осушу этот кхубок, можешь гулять. Но берегись! Я… Эй-эй! Куда ты забруосил его?! Это мой кхубок!
— Тебе же говорили — у Храма длинные руки. А ты не верил. Я видел внизу хорошую стремянку. Сбегай, Диккон. Тогда, может, достанешь.
— Мерзуавец!
Затопали сапоги тюремщика. Эхо разнеслось под каменными сводами. Через некоторое время зазвенели цепи. Звук приблизился к двери камеры, в которой сидела Мелисанда.
— Эй! — негромко позвал храмовник. — Брат мой Жоффруа! Ты всё еще дуешься из-за той лошади? Не будь женой Лотовой, отзовись. Аршамбо пришел тебе на выручку.
— Его нет здесь, добрый сир де Сент-Аман, — отозвалась Мелисанда. И добавила: — Если вы, конечно, о том чернявом юноше с улыбкой законченного прохвоста. Его выпустили. Теперь я вместо него сижу.
— О чудо! Слышу дивный голосок. Клянусь пояском Марии Египетской… Кто вы?
— Я Мелисанда! Принцесса Иерусалимская.
— Принцесса? И кой черт занес вас в эти казематы? Принцессам полагается сидеть на мягких подушках, попивая горячее винишко с пряностями. Вышивать и почитывать молитвенник.
При слове «вышивать» Мелисанду прорвало.
— Я невиновна! — всхлипнула она. — Помогите мне, сир де Сент-Аман!..
И принцесса принялась взахлеб рассказывать, что с ней случилось.
— Вот, значит, как бывает… — пробормотал Аршамбо, когда она закончила свою повесть. — Знаете что, сударыня? Дождитесь вечера. Не погибайте и не падайте духом. Аршамбо что-нибудь придумает, клянусь титьками святой Агаты!
В коридоре забухали сапоги тюремщика.
— Вот досада… Старый хрен возвращается. Что ж, Ваше Высочество, ждите. Сегодня вечером!
— Я верю вам!
Храмовник не ответил. Зазвенели цепи, и жизнерадостный голос объявил:
— Диккон, старина! Что это ты приволок?
— Мерзкий, мерзкий храмуовник! Вот кхубок у меня. Гуляй же!
— Не хочу. Играем еще — на лошадь Жоффруа. Если не верну ее к завтрему, он мне голову оторвет.
— Аршамбоу, я ни разу не видел эту луошадь. И тебе нечего ставить!
— Как? А прогулка? Она оказалась неинтересной. Я верну тебе ее — если выиграешь.
Ближе к вечеру, когда Мелисанда вконец измаялась от страха и неизвестности, за ней пришли. Принцессе хотелось перекинуться с бойким храмовником еще хоть словечком, но не повезло: час назад Аршамбо выиграл досрочное освобождение. Диккон и Мелисанда остались в тюрьме одни.
Если не считать крыс, мокриц и пауков, конечно. А теперь еще и палача.
— Тише, тише, деточка, — донесся из-за двери голос. — Добренький Арман всего лишь выполняет свои обязанностишки. А сейчас принцессочка пойдет к мамочке и расскажет свои тайночки.
Читать дальше