Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Воистину, он командует многими армиями, - размышляла она. — Доспехи его сделаны из сверкающей стали, и если бы я не видела, как мой возлюбленный облачается в латы, то призадумалась бы - не в первый раз, - уж не течет ли в его жилах кровь Светлых. Однако для Светлых холодное железо - что для смертных огонь. Они не могут даже прикоснуться к нему. Ни один лорд или леди Светлых не в силах даже кончиком ногтя провести по стали, не испытав при том неимоверной боли.

Нет, он не из их народа. Причиной всему - моя любовь. Именно она заставляет его казаться в моих глазах куда прекраснее и удивительнее всех прочих мужчин. Говорят - любовь слепа. А правильнее сказать бы: «Любовь делает простолюдина принцем крови, смертного - властелином Светлых. В глазах любящего любимый теряет все земные недостатки, становится полубогом».

Кроме того, как может он быть кем-то, кроме как смертным? Он же Король-Император, при рождении которого присутствовал сам Лорд-Канцл ep , не говоря уж о множестве бабок и повитух.

Тахгил резко замедлила шаг и подождала остальных.

— Сейчас нам важнее всего скорость, — решительно сказала она. — Если отправимся на поиски его величества, то потеряем слишком много времени. Чем быстрее мы приведем в исполнение мой план, тем скорее Светлые покинут Эрис и оставят нас в покое. А чем сильнее замешкаемся — тем больше шансов, что принц Морраган успеет найти Ворота раньше нас!

— И то верно! — согласилась Кейтри. Вивиана, смиряясь, пожала плечами.

— Значит, так тому и быть. Хотя мне это и не по вкусу, я с вами.

— Я тебя не держу, — мягко укорила Тахгил. Фрейлина улыбнулась и широким жестом обвела дикий лес вокруг.

— Ну да. А куда еще мне идти?

Небольшой родник питал лесное озерцо — темно-зеленый лоскут тишины в сени весеннего леса. Здесь странницы остановились, чтобы умыться, но держались настороженно, выглядывая, не заметят ли признаков, что озерце населено неявными, водяной нежитью — утопленниками, водяными лошадьми или фуатами, с которых вечно течет вода. Купаться девушки не осмеливались из страха, а вдруг из подводных глубин взметнутся бледные руки и схватят их. Впрочем, ничего особенного не произошло — если не считать того, что уже уходя от озерца, Тахгил обернулась и ей померещилось, будто бы в неверных, колеблющихся тенях она различает у кромки воды, там, где еще секунду назад никого не было, какую-то сидящую фигуру. Накинув талтри на голову, девушка поторопила подруг уходить.

Окутанные зеленой поволокой березовые рощи уступили место кущам цветущего миндаля и персиковых деревьев, теперь путь девушек лежал под иным морем: пенящимся простором роскошных белых лепестков, воздушным подвенечным нарядом весны, где роль музыкантов исполняли пчелы.

— Должно быть, последние остатки какого-нибудь старинного сада, — заметила Вивиана. — Как Циннарин. О, увидеть эти земли весной!

— На мой вкус, Циннарин расположен слишком близко к полям сражений, — возразила Кейтри.

Узкие длинные заостренные листья миндаля и округлые глянцевитые персиковые листочки еще не развернулись из тугих почек, и на ветвях покачивались лишь девственно-белые облака цветов. Каждый восковой лепесток был безупречен в своем изяществе. А меж цветов маленькими клочками пара скользили белые бабочки. Стаи белоснежных горлиц то вспархивали с деревьев, то вновь опускались на них — как пух, когда выбивают подушки. В воздухе призраками упавших звезд носились пушинки чертополоха.

Путницы перекусили листьями цикория и корешками лапчатки. По какой-то причуде памяти резкий запах заставил Тахгил с необычайной отчетливостью представить себе освиновские медовые персики, сваренные в соусе из кардамона и аниса, маслянистые миндальные рогалики — и хотя последний раз она ела их тысячу лет назад, казалось, это было только вчера. Но даже воспоминания о таких лакомствах не пробудили в ней аппетита, уже подточенного ланготом.

Как предсказал хор сумеречных птиц, небо налилось серебристой голубизной, подобной оттенку тускло светящегося жемчуга. На атласном фоне чернели верхушки деревьев. С самого тонкого кончика самой тонкой торчащей ветки медленно и тихо спустился, цепляясь за нее хвостом, крошечный опоссум. На несколько мгновений он завис в воздухе, а потом ухватился лапами за ветку чуть ниже, качнулся и снова исчез.

Той ночью, лежа в самой природой образованном гамаке густого плюща и выжидая, пока к ней придет сон, Тахгил слушала шебуршание опоссумов. Когда глаза ее привыкли к темноте, она осознала, что глядит прямо на одного из них — а тот, темный силуэт на фоне бледного неба, в свою очередь, смотрит прямо на нее. Застенчивая подружка зверька в панике убежала, напролом рвясь через сеть плюща. Этот же важно воззрился на девушку и лишь потом неторопливо растаял в ночи — дикое, любопытное, отважное создание. Неприкосновенное.