Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

— Морок ганконера, — с тревогой произнес уриск. — Чего это он?

Туман сгущался, плыл кольцами меж стволов деревьев. Из дымной завесы легко, точно принцесса из легенды, выступила лебединая дева. Плащ из перьев лежал на земле у подножия тутового дерева, а сама Витбью осталась в тонкой рубашке из белоснежного шелка, обтекавшего гибкую фигурку, точно вода.

— Нет! — закричала Кейтри, вздрагивая во второй раз. Сердце ее преисполнилось сочувствия и страха. Вынув пальцы из ушей, она закричала, бешено жестикулируя, чтобы подчеркнуть отчаянную мольбу: — Не надо!

— Но, детка, он не может ничего сделать пташке навроде нее, — заявил уриск, снова оттаскивая девочку, — ни она не может его заклевать — совсем как два дерева в лесу не могут вздуть друг дружку. Не переживай.

— Что она делает?

Откуда-то — отовсюду — тягуче и смутно, сдавленно зазвучали волынки. Ганконер с лебединой девой молча мерили друг друга взглядами. Туман вился и складывался веером вокруг них. Две широкие, чуть заостренные полосы блестящего белого пара соткались за спиной лебедицы, придавая ей сходство с огромной ночной бабочкой. Лунная нагрудная пластина ганконера не потускнела и все так же мягко поблескивала. Льющийся звездный свет сверкал, точно ртуть.

Темные волосы лебединой девы струились у нее за спиной, пронизывая прозрачные крылья. Иссиня-черные локоны ганконера спадали на полированные пластины оплечий и латного воротника. Два духа являли собой поразительно красивую пару, их колдовская красота одуряла, сводила с ума, как полузабытый сон или давно лелеемая, но неосуществимая мечта.

Кейтри поняла, что стала свидетельницей колдовства, какое смертным доводится видеть крайне редко. Напев волынок сделался громче, он долетал откуда-то снизу — должно быть, из какой-то пещеры, подземной дороги, по которой шел волшебный музыкант, а быть может, давно захваченный в рабство несчастный смертный. Этот одинокий музыкант приближался и наконец остановился прямо под тем местом, где сидели Кейтри с Вивианой. Земля всколыхнулась. Музыка изменилась, завела новую мелодию, быструю и ритмичную. Кейтри слышала, что Томас Рифмач как-то исполнял эту веселую мелодию при дворе. Говорили, будто бы в древности ей научили Королевского Арфиста сами Светлые. Под эту мелодию волшебная чета на поляне начала дивный и грациозный танец.

— Ручаюсь, она пытается отманить его прочь, — хрипло прошептал уриск.

Однако туман поднимался все выше. Он собирался с земли, сочился из-за деревьев, вздымаясь над кронами, застилая звезды.

В танце лебединая дева и ганконер сошлись наконец вместе, но не прикоснулись друг к другу. Ноги их словно бы плыли над поляной. И хотя Кейтри по-прежнему затыкала уши, но мотив все равно доносился до нее, пульсировал в ней, точно она сама превратилась в струну. Он наполнял девочку ликованием и экстазом, подобных которым она в жизни не ведала. А потом сквозь пальцы в ушах, заглушая звуки музыки, донесся иной звук. Низкий, протяжный, унылый, зловещий, жуткий — почему-то Кейтри знала, что инструмент, исторгавший этот ужасный рев, был черным — охотничий рог, созданный из пустоты.

И нестройный хор собак.

Кейтри рывком подняла Вивиану на ноги. Девочка отчаянно визжала, оглушенная сладострастными каденциями волшебной музыки и какофонией, в которой стук, копыт сплетался с лаем, щелканьем хлыста, хриплыми азартными возгласами и ревом голосов.

— Вставай! Вставай! — кричала Кейтри.

Вивиана висела у нее в руках безжизненной куклой из сырого теста. Маленький уриск попытался подпереть фрейлину с другой стороны, но упал, прокричав что-то, чего девочка не разобрала. Затрещали сучья. Туман лохмотьями вился вокруг, разорванный то ли неистовыми взмахами лебединых крыл, то ли порывом ветра, что спустился с небес вместе с крылатыми лошадьми, на спинах которых сидели ужасные всадники.

Вивиану выхватили из рук Кейтри. Взметнулись желтые локоны, фрейлину бросили поперек седла. Кейтри растерянно замерла. Над головой у нее нависла ухмыляющаяся лошадиная морда, сверкнули острые зубы. Ноздри чудовищного скакуна напоминали два рваных кратера, и девочка решила бы, что в жизни не видела ничего столь пугающего, когда бы из-за лошадиной шеи не высовывалось еще более жуткого призрака.

Призрак наклонился. Последнее, что видела Кейтри, обернувшись на стремительно уносящиеся к низу сады, когда Дикая Охота снова взмыла в воздух — это крохотный конь, на полном скаку остановившийся посреди поляны, и всадник у него на спине.