Сесилия Дарт-Торнтон - Битва вечной ночи

Однако погас этот свет так же быстро, как появился.

— Неплохо, но чересчур резко, — бормотнул сам себе уриск.

На этот раз он открывал мерцающий камень Таптартарата медленнее и осторожнее. Узенький луч вырвался из-под каменной крышки, метнулся на гладь камня, отразился от нее и запрыгал, заметался меж бесчисленных гладких граней, дробясь на миллионы и миллионы маленьких лучиков.

— О! — вздохнула Тахгил, в благоговейном потрясении поднимая голову.

— О! О! О! — подхватило эхо.

Со всех сторон сверкали ослепительные радуги. Трубка оказалась высокой и широкой — около восьмидесяти футов в вышину и пятидесяти в ширину. Тут могла бы проехаться в ряд добрая дюжина всадников с развевающимися походными знаменами над головой.

Пологие, наклонные грани стен, пола и потолка улавливали теплое янтарно-оранжевое мерцание Жаркого Сердца Таптартарата, подхватывали и повторяли его множеством одинаковых изображений, раскладывали их тончайшими оттенками цвета. Идти здесь было — все равно что попасть внутрь гигантского калейдоскопа, на самом же деле Трубка являла собой сквозной ход в самой сердцевине невообразимо огромного кристалла. Великолепного, но холодного и безжалостного.

Тигнакомайре как раз шагнул за край широкой полосы серых скал — то ли гранита, то ли базальта, — что служили оправой этого огромного полого кристалла. И едва копыта коня коснулись хрустального пола, он зазвенел — но не тусклым звяканьем ложки, что ударит пару раз по стеклянному кубку да и замрет там, породив несколько гулких отзвуков. Нет, то был совсем иной звон: колебания звука расходились, раскатывались по полу и вверх по стенам, растекались под сводами туннеля, пересекаясь и взаимодействуя с такими же отражениями и порождал этими столкновениями все новые переливы частот, — и все эти мелодичные звуки, чистые и прозрачные, как родниковая вода, сливались в единую мелодию, что все длилась и длилась.

Тигнакомайре в нерешительности застыл на месте. Наконец последние отзвуки замолкли. Кристалл затих в чутком ожидании.

— Да, бесшумно тут не пройти, — заметил Тигнакомайре. «Пройти, пройти, ти-ти-ти…» — пропели хрустальные своды, как будто льдистые искорки падали с небес, моря, солнца, огня и воды.

— Рискнем, — отозвалась Тахгил. «Нем, нем, нем…» Тулли поднял Жаркое Сердце повыше — и отважная троица вступила в песню, в звенящую радужную сеть, фантастическую паутину звуков.

Нельзя сказать, чтобы идти там было неприятно. Неумолчный перезвон не повышался до такого уровня, чтобы его стало невозможно выносить, да и приглушенное сияние Жаркого Сердца порождало не столь уж яркие отсветы. Даже самые насыщенные, концентрированные отражения лучей огненного камня были подобны янтарным прутьям, или алым резиновым лентам, или шнурам из золотого шелка — но не разящим мечам. Тьма расступалась и бежала перед пришельцами, а потом снова смыкалась у них за спиной. Они двигались, замкнутые в шар света, пронзенный яркими разноцветными спицами, уходили все дальше и дальше под Вышнюю равнину.

Через некоторое время найгель снова остановился. Последнее эхо его шагов и перестука копыт Тулли еще звенело во тьме спереди и сзади.

— Свет может привлечь к нам внимание, — промолвил Тигнакомайре. «Ание, ание, ание…»

— И правда. — Тулли захлопнул крышку — точно сорвал со стебля сияющий розово-золотой цветок. Вокруг железной завесой сомкнулась мгла.

Путники шли дальше сквозь мрак столь густой и непроглядный, что казалось, его можно потрогать.

Само собой, нежити не требуется света — спутники Тахгил освещали дорогу только из заботы о девушке. Однако ни один из них не подумал заранее о том, какая опасность грозит им в этом подземелье. Наверное, относительно найгеля такая беспечность вполне понятна — в голове у него сплошной ветер, на крыльях которого порхают быстрые стрекозы. А Тахгил находилась в полубреду. Но вот Тулли, с присущим ему здравым смыслом домашнего духа, мог бы и сообразить. Судя по всему, таящиеся в напевах кристалла чары, тайная магия, зиждущаяся на тайнах, волшебная преграда, порожденная волшебством, затуманили его колдовское чутье, закружили, убаюкали, уняли, успокоили…

Заглушили.

Тахгил сонно кивала, клонясь головой на шею водяного коня. Сперва, когда они только вступили в этот странный подземный проход, она смутно боялась немедленного разоблачения и полагалась только на быстроту реакции Тигнакомайре — на то, что при первых же признаках опасности он успеет развернуться и убежать. Но путники продвигались все дальше в глубь Ледяной трубки, ничего неожиданного не происходило, и девушка понемногу расслабилась. Ее спутанные, тяжеловесные мысли переключились на препятствия, что могут еще таиться в конце этой дороги, и на том, как бы проникнуть в Крепость и что ждет там, внутри. В голове роились смутные обрывки идей, но думать было трудно, мысли путались и сбивались. В столь сумеречном состоянии Тахгил была решительно не готова к столкновению со стражами Крепости.