Жан-Луи Фетжен: Сумерки эльфов

— Это ты! — заявил король, указывая на него обвинительным жестом.

— Что — я?

— Гильдия — это ты! Изворачивайся как хочешь, но мне нужно знать, что происходит!

Горлуа сделал королю знак говорить тише. В тронном зале, где они находились, стоял огромный камин, и его трубы гораздо лучше пропускали звук, чем дым…

— Что происходит, Горлуа? — спросил король, потирая шею. — Они уехали вот уже… десять дней назад. И мы ничего не знаем, кроме того, что было в послании этой Маольт!

— Но события развиваются так, как мы и предусмотрели, сир.

— О да, все прекрасно! Маольт написала, что королева Ллиэн со своими спутниками отправляется на поиски Гаэля в Болотные Земли и твой наемник с ними. Ну и что? Они нашли Гаэля? Или все погибли? Об этом ничего неизвестно!.. Все эльфы ушли из Лота, и король Рассуль готовится к войне… Прекрасно! Но к войне против кого?

Он указал на окно, затянутое тяжелой бархатной портьерой.

— Послушай, что говорят люди там, на улицах! Они замерзли! Они голодают! Им страшно! Они смертельно напуганы! Они подозревают, что эльфы напустили на них порчу, и еще черт знает что! Из-за того что твой проповедник обвинил эльфов в колдовстве, горожане в самом деле в это поверили!

— Это вам пришла мысль использовать монахов…

— Да, верно.

Пеллегун наконец успокоился и задумчиво взглянул на старого товарища по оружию.

— Но монахи проповедуют уже так давно, а толку от этого чуть…

Он снова повернулся к занавешенному окну, сквозь которое доносился глухой уличный шум.

— Три четверти жителей этого города по-прежнему верят в лесных духов, в старых богов и во все что ни попадя. В деревнях и того хуже. Они поклоняются Солнцу, источникам, камням… А у монахов с их единственным Богом на уме одни грехи и покаяние. Вот увидишь, люди скоро их всех перебьют. И, право же, тем самым окажут им услугу.

— Это было бы жаль… — начал Горлуа. — Монахи…

Он замолчал, не закончив фразы, потом сел на свое место рядом с троном, вновь обретя обычное достоинство и сдержанность.

— Ну, говори, — нетерпеливо приказал Пеллегун.

— Монахи нам понадобятся позже, — продолжал Горлуа. — Без эльфов жизнь людей будет слишком печальной. И они захотят верить во что-то прекрасное, возвышенное и в то же время достижимое. Так почему же не в рай, что обещают монахи? Как же! В рай после смерти! Ты говоришь о вознаграждении?

— Именно! Бог, который не предлагает ничего хорошего на этой земле, зато обещает все, чего можно пожелать, на небе, — разве это не чудесно? Чем беднее люди здесь, тем богаче они будут после смерти. Кто мог бы мечтать о лучшем?

Пеллегун слегка улыбнулся и кивнул.

— Если так, я подумаю о том, чтобы увеличить подати!

Двое друзей расхохотались, и этот смех разрядил обстановку. Пеллегун подошел к трону и сел рядом со своим советником. Горлуа хотел еще что-то сказать, но король жестом остановил его и некоторое время смотрел на сенешаля в задумчивости. Затем на его лице снова появилась насмешливая улыбка.

— Когда сжигали эльфа, в толпе, я полагаю, были и гномы?

— Да, были… Там были все жители нижних кварталов.

— Да, но главное — гномы… И именно гномы, эти гнусные уродливые недомерки, пожиратели камней, заставили сжечь эльфа!

Горлуа некоторое время подумал, потом с сомнением покачал головой.

— Не пойдет.

— Да почему? Пойдет, если людей убедить в том, что это была не их вина!

Он наставительно поднял палец.

— Гномы, дружище. Они всегда ненавидели эльфов и натравили жителей нашего славного города на прекрасный, ни в чем не повинный волшебный народ. Отныне в Лоте больше не будет ни музыки, ни чудесных эльфийских украшений, ни волшебных одежд, меняющих цвет… А все почему? Потому что старый Болдуин и его свора бородатых демонов, восставших из недр земли, ослепили нас блеском своего золота и своих топоров… Вот что должны говорить монахи.

— Что ж, можно попробовать.

Пеллегун поднялся с трона и движением руки отпустил сенешаля.

— Действуй. Используй всех — монахов, солдат, воров, шлюх… С этого дня я хочу, чтобы народ дал имя своей ненависти.

Факела хватило всего на несколько часов. Целыми днями они шли в кромешной тьме — сначала их вела Ллиэн, потом глаза обоих мужчин привыкли к темноте настолько, чтобы по крайней мере не спотыкаться на каждом шагу. Однако они утратили всякое ощущение времени. Их вел вперед один лишь инстинкт выживания. Иногда они останавливались и проваливались в тяжелый свинцовый сон, еще не успев опуститься на землю, потом просыпались в той же темноте, терзаемые голодом, слизывали влагу с сырых стен, чтобы утолить жажду, и в молчании шли дальше.