Трэйси Хикмэн - Таинственный воин

— Нет, тебе не стоит приходить в мастерскую, да и твоему отцу тоже, — ласково сказал Гален. — Там Сефас, он работает за двоих. Я не знаю, что бы я без него...

Вдалеке запела труба. Гален и Беркита обернулись к окну, а к первой трубе уже присоединилась вторая, на еще более низкой ноте. От их дуэта задрожало стекло.

— Гален! Начинается Праздник! Ну же, пойдем, посмотрим!

Беркита спрыгнула с кровати, плотно закутавшись в шкуры, и все же Гален не мог не залюбоваться изгибом ее спины. Она махнула рукой, веля мужу поскорей присоединиться к ней.

Окно выходило на юг, и они могли видеть почти весь город, в нескольких милях от их дома спускавшийся к морю. Рассвет уже разгорелся вовсю; на востоке небо пересекали алые полосы, озаряя город оранжево-розовым светом. Отполированный купол Кат-Драконис, самого большого здания в городе, пылал в рассветном огне. Остальные здания Бенина рядом с его великолепием казались совсем маленькими.

Гален последовал взглядом по Пути Васски к кузнице и дальше — улица тянулась до самых доков. Рыбацкие лодки покачивались на утренних волнах; рассвет окрасил их в красный цвет. Еще дальше раскинулся залив Миррен, сверкающий под утренним солнцем. Сразу за излучиной лежали Вдовьи острова. Галену показалось, что он видит в пронизанной пламенем утренней дымке даже Проливы в двадцати милях отсюда.

— Это знак, Гален, — улыбнулась Беркита. — Васска посылает нам благословение.

Гален обнял Беркиту, прижавшись к ее гладкой теплой спине. Большие трубы на Кат-Драконис снова загудели, но теперь к ним присоединилась третья, самая гулкая, и все вместе они возвестили о начале Чешуйчатого Рассвета и Праздника Урожая.

— Это трубы Пир, — прошептал Гален, зарывшись лицом в волосы жены. — Они призывают Васску, правящего в далеких землях.

Беркита захихикала, вертясь в его объятиях.

— Да неужто? Ну-ка, расскажи мне об этом!

Гален крепче обнял ее и зашептал в ухо:

— Трубы призывают Васску, короля-дракона, благословить урожай и обратить взор на своих благодарных слуг.

Беркита повернулась к мужу.

— Значит, ты все-таки веришь в Законы Пир!

— Нет. — Гален мрачно усмехнулся. — Но я верю тому, что знаю. Благодатный Васска больше четырехсот лет не подпускает к нам других драконов. Этого вполне достаточно для моей веры.

— Ну вот, Гален, — надулась Беркита и отвернулась от него, — ни во что ты не веришь!

Гален обнял жену.

— Нет, я просто осторожен. Я почтенный и послушный член Пир, дорогая моя, но я предпочитаю не поклоняться никому и ничему с закрытыми глазами. Васска спас нас от Безумных Императоров Рамаса, а тем самым и от самих себя. Знаешь, иногда мне кажется, что мы отмечаем Праздник скорее для того, чтобы избавиться от безумцев, чем для того, чтобы почтить королей-драконов.

Беркита застыла в его объятиях.

— Какие ужасные вещи ты говоришь. Безумные, калеки, слабоумные — все они Избранники Васски. Вот почему на Празднике их отделяют от остальных. Потом Пир Драконис забирает их и заботится о них, потому что мы этого не умеем. Король-дракон милостив и заботится о тех, кто болен, кто отличается от остальных, а послушать тебя — так в этом есть что-то дурное.

— Извини, любимая, — прошептал Гален. — Пир Драконис делает хорошее и важное дело. Просто... ты никогда не замечала, что те, кто попадает под опеку церкви, почему-то никогда не возвращаются домой исцеленными?

— Ерунда, — фыркнула Беркита. — Джаспер Конал, торговец рыбой, говорил, что такова природа их болезни! Людей с императорским безумием излечить невозможно, вот почему Избрание избавляет их от греха, чтобы они могли перейти в мир иной с Васской в сердце.

Гален кивнул.

— Может быть. Только прошлой осенью Энрик Чалкер в «Тюлене и скале» во всеуслышанье объявил, что Избрание — фальшивка, и что он всем расскажет, какие священники лжецы.

— Шутишь!

Гален серьезно покачал головой.

— Я сам там был. Мне было страшно за него, Беркита. Его дочь не так давно забрали во время Избрания. Но согласись — она так и не вернулась, а Энрик с тех пор сам не свой. Он до сих пор говорит, что ее забрали по ошибке.

— Как это грустно. А ты как думаешь, Гален, они допускают ошибки?

— Не знаю, дорогая.

Гален много лет боялся, что и его примут за одного из безумцев. Ошибочно примут, конечно же. Он ведь не был безумным; но его «странности», как он про себя их называл, обострялись осенью, во время Праздника. Это было неудобно, но в остальном они никому не мешали. Ему просто следовало каждый год избегать Избрания на городской площади. Часто из-за этого ему приходилось пропускать самое интересное, но он всегда говорил себе, что так будет лучше: зато он не доставит церкви хлопот, если по ошибке его примут за Избранника.