Роджер Желязны: Маска Локи

— Откуда вы с Алоисом знаете это? У вас собственный Камень?

Жерар похлопал себя по лбу.

— О, нет, мой юный друг. Зачем мне способность к пророчеству, когда у меня есть мозг, который Бог дал ребенку?

Магистр Тамплиеров хохотнул, возвращая Амнету его же собственные слова.

— Этот Бертран будет искать славу, чтобы возместить убытки своей короткой и греховной жизни. Так мы дадим ему славу.

— И как это будет выглядеть?

— Мы скажем бедному дурню, что наивысшей славы он может достичь, взяв обитель Гашишиинов Аламут .

— Они не зря называют ее «Орлиным Гнездом». Она неприступна.

— Да, но доблестный Бертран не узнает этого, пока полностью не увязнет в осаде. А потом будет слишком поздно.

— Знатный француз, ищущий славы, против банды на вид безоружных ассасинов. Это будет скорпион в постель шейха Синана, Горного Старца.

— И приведет к тому, что три тысячи акров в Орлеане будут нашими.

Томас Амнет некоторое время молча размышлял.

— Карл, — внезапно сказал он.

— А? — Жерар де Ридерфорд отвел взгляд от пергамента. Он взял его обратно и держал за восковую печать.

— Так зовут тоскующего по родине кузена Рейнальда. Карл.

— Может быть. Он помирит нас с Рейнальдом.

— Когда вы кормите чудовище, лучше взять длинное копье.

— Так мы скормим им Бертрана де Шамбора — и сохраним свои пальцы.

В своей комнате, расположенной в высокой башне, Томас Амнет закрыл жалюзи и задернул занавески, чтобы не впускать холодный ночной воздух. Но не только от воздуха хотел он закрыться.

Несмотря на свою словесную дуэль с Жераром де Ридерфордом, он был обеспокоен приближающейся коронацией Ги де Лузиньяна. Он был плут, это было видно любому. Но Томас Амнет был не любым.

Дюжина лет в качестве Хранителя Камня — пост, который достался ему в юности, и не только из-за его благородного происхождения и умения обращаться с мечом на службе Ордену — сделали его более чутким к течению времени, чем обычный человек.

Обычные люди встречают каждый рассвет как начало нового дня, битву или дальнюю дорогу принимают как новую проблему, которую необходимо решить, болезнь, ранение и в конце-концов смерть — как неожиданность.

Вместо этого Амнет видел время как единое целое.

Каждый день был звеном в цепи лет. Каждая битва была простой пешкой на великой доске войны и политики. Каждая рана была была частью общей смерти, которая в конце-концов приходила к телу. Амнет видел поток времени и себя как белую щепку в нем.

Камень, конечно, позволял рассмотреть этот поток подробнее.

Томас Амнет открыл свой тяжелый старый сундук и вытащил ларец, в котором хранился Камень. Он был сделан из древесины грецкого ореха, почти черный от времени, изнутри выстлан бархатом. Амнет изолировал его при помощи пентаграммы из двойных точек внутри и вокруг крышки. Для того, чтобы сохранить энергию и скрыть Камень от тех глаз, а возможно, и других чувств, что могли бы его обнаружить.

Он поднял крышку.

В свете единственной тонкой свечи Камень слабо засветился, будто приветствуя его. Он выглядел, как Космическое Яйцо, гладкий и сверкающий, округлый с одного конца и заостренный с другого.

Он протянул руку и достал Камень голыми пальцами.

Ожидаемая волна боли прошла вверх по руке. Со временем и при долгом опыте боль стала более терпимой, но никогда не уменьшалась. Это было похоже на дрожь, которую можно почувствовать сидя на лошади, когда стрела попадает ей в шею. Дрожь приближающейся смерти.

Прикосновение к Камню вызывало музыку в его мозгу: хор ангелов пел осанну в честь своего Бога. Это была небесная колыбельная, которая повторялась снова и снова, когда Камень бывал в его руках. В то же время огонь славы освещал темное пространство перед его глазами: радуга цветов, будто через кристалл проходил солнечный свет. Цвета кружились в его голове, пока он не положил Камень на крышку стола.

Амнет тяжело дышал.

Он почти ожидал, что яйцо прожжет дерево и сделает для себя обугленное гнездо. Однако энергия, им испускаемая, была другого рода.

Следующая часть ритуала была простой алхимией. В реторте он смешал розовое масло, высушенный базилик, масло жимолости — за большие деньги привезенное из Франции — с чистой водой и драхмой перегнанного вина. Сама по себе смесь не имела никакой силы, она была лишь тем, с чем Камень мог работать.

Он взболтал смесь в колбе, поместил под нее огарок свечи и зажег фитиль. Укорачивая его и удаляя плавящийся воск, он мог контролировать жар под ретортой. Жидкость в ней должна дымиться, но не кипеть. Пары поднимались к горлышку, которое было направлено на более острый край Камня.