Франческа Хейг: Огненная проповедь

— Может, ты и не чувствовал, но были кое-какие мелочи. Как ты понимал, что я думаю или ощущаю. Как предвидел и предвосхищал мои слова.

— Думаю, для этого есть другое определение, — сказал Кип с такой знакомой лукавой улыбкой.

— Ну что ж, твоя маленькая эскапада, считай, закончилась, — прервала его Исповедница. — Остается только ждать. Ты не можешь со мной бороться. — Она подняла выпавший из рук Кипа клинок. Я стояла к ней лицом, когда она подошла. Исповедница провела кончиком лезвия по моей шее, остановилась на впадине между ключицами.

Я подумала о череде ночей, когда Кип спал, уткнувшись в эту ложбинку, на которую она сейчас надавила.

— Дверь закрыта, Зак недалеко — работает в соседнем здании. Солдаты тоже не заставят себя ждать. Ему только останется решить, что с вами сделать, но, по-моему, вас обоих ждут резервуары.

— Я туда не вернусь. — Кип встал, пошатываясь.

— Вас не сразу засунут в баки. Особенно тебя — ты же у нас особенный. После допроса хотелось бы провести на тебе кое-какие эксперименты, исключительно из медицинского интереса. Как понимаешь, до этого мы ни разу не помещали в резервуар альфу и тем более не доставали его оттуда. Обычно это билет в один конец. Но, удовлетворив любопытство, мы обязательно вернем тебя в бак. — Она надавила, клинок вошел глубже, но боли я не почувствовала, лишь тепло крови, которая сочилась из раны и щекотала, дорожкой спускаясь между грудей.

— Как его зовут? — спросила я. — В смысле, какое у него настоящее имя?

Исповедница открыла рот, но Кип прервал ее:

— Не имеет значения.

— Тебе совсем не любопытно? — спросила она.

Из-за ножа я не могла повернуть голову, лишь скосила глаза вправо, где стоял Кип.

— Нет, — сказал он. — Несколько месяцев назад я бы отдал что угодно, чтобы узнать, кто я. Но сейчас это уже не важно. — Он отступал к лестнице на дальнем краю платформы. — Я знаю, кто я сейчас.

Исповедница повернулась, встав у меня за спиной, но по-прежнему прижимая нож к моему горлу:

— Спустишься хоть на одну ступеньку, и я ее убью.

— Знаю, — ответил Кип, шагнув к лестнице.

Исповедница сжала руку вокруг моей шеи.

— Как предсказуемо. Именно об этом я и говорила. — Кровь капала, впитываясь в рубашку на груди. — А ты, Касс? Ты когда-нибудь думала, что он вот так тебя предаст?

Я в упор посмотрела на Кипа и поняла, что он делает, с той же внезапной уверенностью, как минутами ранее, когда меня озарила их связь с Исповедницей.

— Не делай этого, — произнесла я. Когда он сделал шаг назад, я все еще не отрывала от него взора. Я едва заметила, как он повел плечом и резко перемахнул через низкие перила за спиной. Когда Кип упал, я не могла ни моргнуть, не отвести глаз, словно взгляд связывал меня с Кипом, словно мог спасти его, предотвратить падение.

Исповедница закричала; я же, не смея произнести ни звука, машинально шагнула на край платформы, чтобы проследить за падением Кипа до самого конца.

Когда я снова открыла глаза, оказалось, что я лежу на металлической платформе, прижимаясь щекой к холодной поверхности. С трех шагов на меня мертвыми потухшими глазами на неподвижном лице смотрела Исповедница.

До появления Зака оставались считанные секунды. Возможно, минуты. Я слышала шум, но не снизу, а из соседней башни: торопливые шаги, скрежет ключа в замке металлической двери. Мне следовало испугаться брата после такой длительной разлуки, но, увы, у меня не получалось. Именно в его отсутствие я чувствовала себя непривычно. Он изменился — вытянулся, повзрослел; его глаза метались в ужасе.

В первую очередь он глянул вниз через перила, где распростерлось тело Кипа, затем подошел и склонился надо мной. Его взгляд блуждал от Исповедницы ко мне. Руки и губы беспокойно тряслись, согнутые пальцы дергались, словно производя какие-то сложные математические вычисления. Рука постоянно тянулась к горлу и прижималась к тому месту, где меня пронзил клинок Исповедницы. Я не шевелилась.

Металл под моей щекой медленно теплел. По неподвижности я не уступала Исповеднице. Перед глазами снова встал тот момент, когда я впервые увидела лицо Кипа через стекло бака. Пошевелиться, нарушить эту симметрию с его близнецом означало бы сделать еще один шаг от этого дорогого воспоминания. Переместиться в мир, где Кипа больше нет.

— Вставай. — Голос Зака совсем не изменился, но прозвучал странно в ограниченном пространстве круглой башни.

— Нет. — Я закрыла глаза. Внизу открылась дверь, крики и шаги отдавались эхом. — Без сомнения, это твои люди. Пусть тащат меня, если нужно, но сама я не пошевельнусь.