Грэм Макнилл - Посол

— Возможно, ты бы выглядел менее безобразно, если бы я напился, а?

— Но ты уже пьян, Павел.

— Вот еще! — возмутился гигант. — Сегодня я выпил всего две бутылки!

— Но ты же на этом не остановишься, не так ли?

— Чего? Когда я скачу в бой, я должен выпить очень и очень много!

— Я помню, — сказал Каспар, поднимая бутылку. — Твои уланы когда-нибудь воюют трезвыми?

— Воевать трезвыми! Не будь дураком, парень! — взревел Павел, вырывая бутыль из рук Каспара. — Ни один долган никогда не отправлялся драться трезвым! Давай-ка выпьем вместе кваску, как в старые времена!

Он содрал зубами жестяную крышку, выплюнул ее в камин и сделал огромный глоток, после чего протянул бутылку Каспару.

— Рад видеть тебя снова, дружище!

Каспар отхлебнул гораздо более сдержанно и, закашлявшись, передал бутыль назад.

— Ха! — рассмеялся Павел. — Кто размяк, тот уже не солдат! Что, не можешь пить, как старина Павел, э?

Каспар, между спазмами кашля, выдавил:

— Возможно, но, по крайней мере, я никогда не стану таким жирным, как старина Павел. Сейчас никакая лошадь не поднимет твою тушу.

Павел похлопал по своему круглому брюху и глубокомысленно кивнул:

— Да, тут ты прав. Но Павлу на это начхать. Теперь Павел сам поднимает лошадь. Но довольно! Пойдем, выпьем. Нам с тобой еще многое предстоит.

— Отлично, — ответил Каспар, осознав, что ночь серьезной пьянки неминуема. — Не думаю, что сегодня я еще что-то сделаю в посольстве. А кстати, ради Сигмара, что ты тут делаешь? Я думал, ты отправился домой, в свою станицу Ямовию, разводить лошадей.

— Тьфу! Мне сказали, что я неумеха неуклюжий, и не пожелали, чтобы я возвращался! Павел поехал в город, и его дядька Дростя нашел ему работу в посольстве, в качестве, так сказать, вознаграждения за годы верной службы в армии. Меня называют кислевитским посредником имперского посла. Звучит внушительно, а?

— О да, очень внушительно. А что это означает на самом деле?

Павел ухмыльнулся:

— С этим бесхребетным дураком Тугенхеймом это означало, что я могу целый день пить, а потом валиться спать в своем кабинете, а не в вонючей палатке где-то в степи. Идем! Выпьем у меня дома. Будешь моим гостем, пока не избавишься от Тугенхейма!

Каспар видел, что его старый соратник не примет отказа. Он улыбнулся; возможно, и впрямь будет лучше нагнать Павла и вспомнить старые деньки. Кроме того, он не желал оставаться в этом помещении, пока Тугенхейм не покинет посольства, и перспектива остановиться в таверне его тоже не радовала.

Каспар положил руку на плечо Павла:

— Пойдем, дружище. Надеюсь, у тебя дома еще много кваса.

— Об этом можешь не беспокоиться, — заверил его Павел.

Каспар отхлебнул квасу, а Павел одним махом опорожнил очередной кубок с крепким зельем. Приверженность улана квасу вошла в легенду, и, кажется, годы не ослабили его способности поглощать этот напиток. Каспар начал ощущать действие алкоголя, хотя вот уже более часа вертел в руках один бокал, посасывая из него спиртное. На полу валялись две пустые бутылки, а его товарищ к этому времени напился вдрабадан. Они сидели перед очагом на кухне Павла, дом которого оказался всего в пяти сотнях ярдов от посольства, а аккуратно привязанные повозки и карета разместились во дворе. Стефан отклонил приглашение Павла, предпочтя остаться в посольстве, где он мог начать кое-что приводить в приличный вид, делая здание более респектабельным. Рыцари Пантеры, все, за исключением стоящего снаружи на часах Валдааса, тоже поселились в посольстве. Каспар не завидовал неопрятным местным солдатам, расквартированным там, — они наверняка уже узнали на своей шкуре, что такое ярость Курта Бремена. Павел ухмыльнулся, влил в себя новую порцию кваса и рыгнул. Несмотря на внешнее обличье, Каспар знал, что Павел — человек умный, рассудительный и проницательный. А те немногочисленные письма, которыми они обменялись за последние несколько лет, показывали, что ряд весьма прибыльных контрактов на поставку лошадей армии Кислева сделали Павла Коровица к тому же весьма богатым человеком.

— Так кто такой этот Чекатило? — спросил Каспар.

Павел икнул и нахмурился.

— Очень плохой человек, — ответил он после паузы. — У него ни стыда, ни чести, ни совести. Убийца и вор, через него проходят незаконные делишки в Кислеве. У него повсюду есть свои люди. Все должны платить ему дань, иначе беда. Пожары, побои… Говорят, он убил собственного брата.

— Что же тогда его связывает с Тугенхеймом? О чем они могли договариваться?