Всеволод Мартыненко - Белое солнце Пойнтера

Один я продолжал молчать самым виновным во всем образом, хотя имел никак не меньший повод вставить свой вопрос в эту череду. Если, конечно, правильно определил причину всеобщего беспокойства по собственным ощущениям — то легкие прикосновения, то увесистые шлепки по ткани, укрывающей тело от пустынной пыли. Будто одежду то ли обшаривают незаметно, как уличный спамер, то ли охлопывают слегка, словно штурмполисмен, ищущий улики. Может, это какая-то местная разновидность таможенной магии, на столь странный манер проверяющая груз и персоны путешественников?

Возмущенно-испуганный визг Пемси с переднего пескобуера опроверг эти домыслы!

Очередной шлепок пришелся мне прямо в морду — мокрый и склизкий, будто неразорвавшаяся мина-лягушка. Бывало в Мекане и такое, что эта верная смерть сама в себе перепревала на безопасную бурду раньше, чем придет повод прыгнуть.

Бабий визг мне не к лицу, но сдержать какой-то дикий всхрип не удалось. Да и передернулся изрядно, чуть вовсе с пескобуера не слетел.

Словно того и дожидаясь, впереди распахнулись створки ворот, выпуская караван наружу. Свет ударил в глаза пусть не так болезненно, как ожидалось, но довольно чувствительно. А к нашему с Памелой невольному дуэту прибавился возмущенный галдеж всех остальных… и громогласное кваканье!!!

Лягушки, бесчисленные лягушки скакали по двум уцелевшим пескобуерам песчаного лиса Блоссома. Они каскадами низвергались по тюкам и корзинам, волнами расползались от колес фрахтовиков. Мы успели забыть о поставщике султанского двора — а товар Рональда Джоггера Ас-Саби оказался заклят на нетление, и теперь избавленные от незадекларированного заклятия деликатесные земноводные скакали по нам во все стороны!

Келла держала за заднюю ногу жирную квакшу, пойманную в прыжке, и с любопытством разглядывала ее. Лягуха раскачивалась, вяло отмахиваясь свободными лапами. Куда более активно отбрыкивались от осаждающих земноводных унтер-бандерша моей древнейшей, санд-шкипер и его семеро соратниц. Пемси вообще молотила руками по воздуху, как роторная мельница крыльями. Хирра осуждающе взирала на это безобразие, скрестив руки на груди. Одна лягушка сидела у нее на голове, еще две — на плечах, наподобие эполет иэрийского генерала.

Как освобожденные от хранивших их в пустынной жаре и сухости заклятий земноводные обошлись со мной самим, можно было лишь предполагать. Во всяком случае, их присутствие чувствовалось везде. Даже за шиворотом…

В таком вот виде и явились дипломатические посланцы могучего Анарисса с сопровождающими их лицами встречающей толпе хисахян. Полагаю, столь развесистого зрелища жители благословенной Хасиры не видали со времен принца Халеда. Не того, балаганного пафосного героя, песни-пиесы о котором разыгрывают каждый год целую неделю Потеряниц до самого Приснодня, а настоящего. Того, который въехал в их город, сидя на ублюде задом наперед с прутиком «демоновой метлы» в зубах, и основал султанат, нерушимо стоящий уже три тысячи лет…

Жаль, летопись не упоминает, каким именно образом тогдашние обитатели Хасиры встретили своего будущего повелителя. Нынешние, во всяком случае, на несколько мгновений потрясенно смолкли — а потом захохотали так, что лягушки от них обратно к нам запрыгали. Смеялись все: взрослые и дети, праздные зеваки и таможенники, облеченные властью чиновники и последняя шантрапа. Даже чихающие дервиши перестали чихать, чтобы посмеяться вволю. Даже ящеричные обезьяны, казалось, вовсю хохочут, подпрыгивая на куполах храмов.

Пемси, отмахавшаяся кое-как от своей доли лягушек, от такой встречи пришла в полное неистовство. И так травмированная нечаянным испугом, пышечка взвизгнула громче прежнего, подскочила на месте и, хлопнув себя кулаками по бедрам, высунула язык во всю длину. Еще и нос наморщила, зажмурившись — уморительнейшая вышла рожа при всей симпатичности блондиночки. Мало того, чтобы окончательно добить зрителей, унтер-бандерша развернулась к ним тылом и, присев совершенно по-обезьяньи, со всей силы хлопнула себя обеими ладонями по круглому задику. Похоже, после песчаной акулы ей Зодиакальное море было по колено и сам Безымянный Бог не брат.

Безумная пляска отмороженной девчонки среди лягушек, фонтанирующих из корзинобурдюков покойного Рона-Толкача, возымела совершенно оглушительный эффект. Разом перестав смеяться, все хисахяне высунули языки, а все лизардманки повернулись задом и повторили ее жест, задрав змеиные хвосты. Большего, по моему разумению, не добился бы и сам Принц Хисахский при своем эпическом въезде в Хасиру.