Георгий Паксютов - Что мне приснится

Старая экономка - единственная прислуга, которую я держал в доме, в котором останавливался, будучи в столице - была женщиной деликатной и ко мне давно привыкшей, но при этом строжайше соблюдала определенные порядки. Сегодня было утро воскресенья, а значит - время уборки. Здесь она не делала исключения даже для рыцаря Ордена, погруженного в свои думы.

Подождать, пока она вытирает полы и выносит из комнат мусор, который лично мне уже казался частью обстановки, можно было бы и на балконе, с той книгой, что я читал до ее прихода; я, впрочем, посчитал, что для меня будь лучше выбраться на прогулку, и поэтому, вежливо ответив на пару вопросов экономки, надел плащ, сапоги и вышел во двор.

Старая женщина наверняка с улыбкой смотрела мне вслед. Я уже давно заметил, что произвожу очень хорошее впечатление на стариков - должно быть, им льстят мои сдержанные, уважительные манеры. Совсем другого мнения обо мне обычно бывала молодежь, хотя мало кто занимал положение достаточно высокое или был достаточно дерзок, чтобы хоть как-то это выразить. Почти никто.

Вот уже несколько месяцев кряду я получал миссии очень редко, а когда и получал - это были мелочи в самом Шеоле или его окрестностях, которые почти не занимали времени на исполнение. Ожидание нового задания, как сейчас, было для меня не отдыхом, а подлинным испытанием. Большую часть времени я праздно просиживал у себя дома или бродил по уединенным местам, где мог чувствовать себя спокойно. С гораздо большим удовольствием я бы ночевал в поле, пешим или конным отправившись на настоящее, ответственное и непростое задание.

Я машинально коснулся рукояти меча, скрытого под моим плащом. Он как я, тоже предпочел бы запал битвы бесполезному простаиванию в ножнах. Или руководство во мое разочаровалось; может, кто-то из моих недоброжелателей нашептал им на уши?

Я направился в один из городских парков, где чаще всего прогуливался. Вообще-то он находился не так близко, но я хожу очень быстро, и уже вскоре был там. Раньше утром прошел проливной дождь, и улицы приобрели некий несильный, но четко различимый запах - может быть, запах влажного камня, если такой есть. Воздух после дождя было приятно вдыхать, и я на время отвлекся от снедавших меня тягостных мыслей. Было бы еще немного потеплее.

Я гулял по отдаленным, тенистым аллеям, где реже попадались прохожие. С не успевших высохнуть листьев слегка капало, среди луж на дорожках попадались довольно большие. Я в задумчивости остановился возле одной из них. С поверхности воды меня внимательно рассматривало мое отражение. Это был средней комплекции, повыше среднего роста молодой мужчина. Он был одет в неброскую одежду и вообще явно не следил за своей внешностью. При этом у него были тонкие черты лица, во всей его наружности проступало что-то благородное. Честно говоря, мне его облик был весьма приятен - разве что глаза были какими-то грустными, а на лице сказывалось проступавшее из глубины напряжение. Почему только он не нравится другим людям?

Вздохнув, я пошел дальше. Не так мокро, а в обувь все же набралась вода - старался смотреть под ноги, но сказывается всегдашняя невнимательность.

Я позволил ногам идти, куда хотят, а сам старался погрузиться в созерцание. Темные от влаги, мощные деревья не особенно интересовали меня. Выйдя на открытый участок, я увидел вдали возвышавшуюся махину Университета Шеола, который простой люд считал обиталищем алхимиков и колдунов, а сами университетские - единственным оплотом учености и культуры посреди варварского разгула. Истина, как обычно, была где-то посередине.

Я пару раз бывал в Университете, в том числе один раз - по заданию; случалось мне и провести там довольно долгое время почти на правах обычного студиозуса. Университет был очень необычным местом, которое мне скорее нравилось. Состояние и титулы, кроме профессорского, теряли всякий вес, когда ты переступал его порог, не делали исключения и для членов Ордена. К тем же, кто интересовался книжной мудростью, там всегда относились благосклонно. Университет располагался вдали от чопорных центральных улиц, что предоставляло простор для выходок молодых учащихся, которых чаще можно было встретить в питейных заведениях, чем на лекциях. Преподаватели, многие из которых устанавливали в своих учебных аудиториях прямо-таки армейскую дисциплину, при этом сами были первыми защитниками университетской вольницы. Там находилось место и историкам, которых пыльные страницы хроник интересовали куда больше, чем мир за окнами, и натуралистам, составляющим перечни всех существующих животных и растений, и геометрам, и, действительно, - тем, кто в черных книгах искал рецепт философского камня или власти над невидимым миром духов. Последние пользовались не меньшим, чем прочие, уважением, выше всего же почитались авторы известных диссертаций.