Роджер Желязны: Музейный экспонат

— О, утраты! — вздыхал он в залах Новейшего Периода, оглядывая безмолвное царство, на которое некогда притязал. Он скорбел над «Павшим Ахиллесом» как над родным (впрочем, «Ахиллес» и был его собственным произведением).

Он узнавал себя, как в зеркале, в хитроумной мешанине из болтов и ореховой скорлупы. ''Если б ты не сдался, — говорил он себе с обидой, — если бы ты продержался подольше, как эти простейшие творения искусства…» Но нет! Это было невозможно!

— Или возможно? — взывал он к удивительно симметричному мобайлу (Мобайл — подвижная абстракционистская скульптура.) над ним. О, возможно ли?

— Пожалуй, — донеслось откуда-то, и Смит вихрем взлетел на пьедестал.

Ничто, однако, не угрожало ему. Музейный сторож вкушал греховные радости перед пышной рубенсовской наядой в дальнем крыле и потому при всем желании не мог участвовать в разговоре. Смит рассудил, что услышанное свидетельствует о его приближении к Высшей Истине. Он вернулся на Путь, удвоил свои усилия оторваться от земного и выглядел совершенно «Поверженным».

С тех пор не раз доводилось ему слышать сдавленный смешок или невнятный шепот. Вначале он оставлял их без внимания, считая шутками лукавых чад Мары и Майи, пытающихся сбить его с Пути. Постепенно у него возникли сомнения, но он решил ничего не предпринимать, придерживаясь стратегии пассивного наблюдения.

Но вот в один прекрасный день — золотой и зеленый, как поэма Дайлана Томаса-юная дева вошла в греческий зал и огляделась украдкой. Нелегко оказалось Смиту сохранять свою мраморную безмятежность, когда она — о зрелище! — стала сбрасывать с себя одежды.

Правда, гораздо больше взволновал его квадратный ящик, который она притащила с собой.

Конкурентка!

Он кашлянул — негромко, вежливо, классически…

Она рванулась и замерла, живо напомнив ему рекламу дамского белья «Фермопилы». Волосы у нее были как раз подходящего цвета — изысканный оттенок паросского мрамора — а серые глаза льдисто блестели, как у Афины.

Она осмотрела зал — пристально, опасливо, взволнованно.

— О нет, — сказала она наконец, — что-что, а камень не подвержен вирусным инфекциям. Это моя нечистая совесть кашляет здесь в пустоте. Знай же, совесть, отныне я отвергаю тебя!

Следом за тем она приняла вид Скорбящей Гекубы — как раз наискосок от Поверженного Гладиатора (но, к счастью, обратясь к нему спиной). Смит с неохотой признал, что держать позу девушка умеет: очень скоро она достигла полной неподвижности. Профессионально одобряя ее, он отметил, что Древняя Греция воистину была матерью всех искусств: никто не смог бы проделать подобного в экспозиции, скажем, эпохи Ренессанса. Эта мысль его порадовала.

Когда, наконец, огромные двери закрылись и свет померк, незнакомка облегченно вздохнула и спрыгнула с пьедестала.

— Рано, — предупредил он. — Через девяносто три секунды пройдет сторож.

У девушки хватило духа зажать себе рот прекрасной ручкой. Шесть секунд для этой операции и 87 секунд для вторичного превращения в Гекубу. Она мгновенно окаменела, и все 87 секунд он мог любоваться ее редкостным самообладанием и не менее редкостной формой ее руки.

Сторож пришел, прошел и ушел, поводя фонарем и бородой в таинственных сумерках музея.

— Господи! — вздохнула девушка. — Я-то думала, что я здесь одна!

— Так и было, — подтвердил он. — «Одинокими и нагими вступаем в изгнание… Меж ярких звезд, в золе былых желаний, затерянные… о, затерянные…»

— Томас Вулф, — определила она.

— Да, — вздохнул он. — Пошли поужинаем.

— Поужинаем? — девушка удивленно вскинула брови. — А где? Я принесла с собой армейские пайки — купила на дешевой распродаже.

— Сразу видно новенькую, — заметил Смит. — По-моему, сегодня в меню курица. За мной!

Они выбрались на лестницу через Китай эпохи Тан.

— Кое-кто мог бы сказать, что по ночам здесь промозгло, — начал Смит,

— но вы, я вижу, неплохо владеете дыханием.

— О да, — подтвердила она, — мой приятель был не просто увлечен дзен-буддизмом: его путь в Лхасу был гораздо круче! Он написал собственный вариант «Рамаяны», полный глубоких иллюзий и советов современному обществу.

— И как отозвалось современное общество?

— Увы! Общество о нем не узнало. Мои родители вручили Арту билет в Рим первым классом и несколько сот долларов туристскими чеками. С тех пор я ничего о нем не слышала… и потому решила удалиться от мира.

— Как видно, ваши родители чужды возвышенному?