Илья Новак: Магия в крови

С тихим стуком крышка откинулась. В воздухе невысоко над полом висел обмотанный широкими полосками ткани, запечатанный крышкой кувшинчик, рядом лежала книга в деревянном переплете и холщовый мешочек с затянутой ремешком горловиной. Дук опустил руку, похлопал ладонью по невидимому дну сундука. Вот это да!

К тому времени от усилий он совсем ослабел, поэтому сразу снял плотно сидящую крышку и сделал большой глоток «травяной крови».

В горле запершило, в голове будто рог затрубил, перед глазами пронесся вихрь красных искр. Сердце заколотилось так, словно готово было, проломив ребра, выскочить наружу. Охнув, он сполз вдоль стены и чуть было не уселся в невидимый сундук. Встал, пытаясь совладать с ощущением, что голова стремится оторваться от тела и взмыть к потолку, — даже крепко ухватил себя за уши. Комната содрогалась в такт ударам сердца, кренилась из стороны в сторону. А еще руки и ноги стали двигаться быстрее и приобрели небывалую легкость.

Потом, когда сердце успокоилось, Жиото вернулся к печи и едва успел остановиться, чуть не врезавшись в нее грудью. Было ощущение, что он не идет, а скользит по полу, перетекает из одного места в другое, словно стал струей кипятка. Он будто пенился, пузырился, внутри клокотало. Тело сотрясала дрожь, кожа на лице горела и стянулась к скулам. В комнате стало светлее, белесые пятна расплывались по стенам и потолку.

Песко Цветник лежал у лавки. Дук заглянул в мешочек из сундучка-невидимки, увидел горсть серебряных монет — и повесил его на пояс. Достал книгу, порыскал в других сундуках, стоящих за столом, нацепил лучшую одежду, что смог найти, — не забыв, конечно, и про куртку из кротовьих шкурок, — а после разжег свечу и забрался в подпол. Там у Песко было что-то вроде мастерской. Вместо стола — широкие доски на козлах, где стояли скляночки и реторты; на веревках висели связки трав, на стене — полки с банками и шкатулками. Жиото нашел иглу с нитью и пустой кошель, украшенный золотой вышивкой. Переложил в него большую часть монет и пришил к подкладке куртки на левом боку. В приземистом длинном сундуке, набитом тряпками, обнаружилось и оружие: вроде короткого посоха, но с рукоятью на одном конце и узким трехгранным лезвием на другом. Клинок вставлялся в деревянную трубку, чтоб не пораниться ненароком.

Еще в подполе на веревках висело несколько окороков, у стены стояли кувшины. Дук открыл один, понюхал: пахло перебродившим виноградом. Он снял с вбитого в стену гвоздя котомку из мешковины. Уложил в нее пару окороков, кувшин с вином и книгу. Прошелся по мастерской, соображая, что бы еще захватить. В склянках, что стояли на полках, были какие-то жидкости зеленых, коричневых и желтых цветов. На запечатанных сургучом горлышках нацарапаны названия. Дук собрал столько, сколько поместилось в котомку, замотав каждую в тряпочку, чтоб не побились.

Выйдя наружу, он раскрыл ворота сарая, вывел лошадь, приговаривая: «Травка... Не бойся, Травочка...» — запряг ее в телегу.

Селение спало, нигде не светилось ни одного огонька. Дрожь прошла, сердце билось ровно и сильно. «Травяная кровь» сделала тело легким, словно пуховым. Выпрямившись на телеге во весь рост, Жиото огляделся, выбирая направление, и тряхнул поводья. Вскоре телега выехала на тракт, что тянулся от Шамбы вдоль Большого Разлома почти до гор Манны.

Разлом был не виден за холмами. Селение давно осталось позади; Дук ехал под серым небом, вокруг тянулись луга и пригорки, а далеко впереди темнел лес. Иногда Земляной тракт взбирался на холмы, иногда огибал их. Дук, не останавливаясь, перекусил, запивая мясо вином. Он сидел на передке телеги, положив посох на колени, то и дело глядел по сторонам, страшась, что откуда-нибудь из-за одиноко растущего дерева или кустов на обочине вдруг прилетит разбойничья стрела.

Дорога пошла в гору. Когда телега достигла пологой вершины, Дук увидел, что примерно на середине склона стоит человек и машет рукой, призывая остановиться. Жиото закрутил головой и заприметил ниже, у подошвы холма, еще одну фигуру, бредущую к вершине. Больше здесь вроде бы никого не было, нигде не хоронилась засада, но останавливаться он все равно боялся.

— Давай! — он стегнул лошадь. Травка заржала и пошла быстрее, под днищем заскрипела ось.

Человек возле дороги опять махнул. Другой, поднимающийся по косогору, что-то прокричал. Сжимая вожжи одной рукой, Дук ухватился за посох, зажал деревянную трубку между коленей и высвободил клинок.