Брендон Сандерсон - Город богов

Раоден закончил и держал руку занесенной над эйоном Даа — знаком силы. Он с вызовом смотрел на монаха по другую сторону светящегося символа.

Тот чертыхнулся и медленно опустил оружие.

— Забирай своих солдат, — произнес Раоден. — Садитесь на корабли и уплывайте прочь. Если по истечении часа в Арелоне останется хоть один дереит или дереитский корабль, они испытают на себе силу моего гнева. Я буду рад, если кто-то посмеет дать мне повод.

Не дожидаясь окончания речи, солдаты уже бежали мимо Раодена в ворота и терялись на улицах города. По сравнению с величественной красотой короля-элантрийца перекошенное тело монаха вызывало не страх, а жалость.

Раоден убедился, что все фьерденцы покинули Элантрис, и повернулся к горожанам:

— Люди Арелона! Элантрис восстановлен.

Люкел заморгал, у него перед глазами все расплывалось На секунду он испугался, что появление принца — не более чем видение, посланное утомленным разумом. Но когда в ушах зазвенело от криков радости, он убедился, что ему не мерещится, что они действительно спасены.

— Какая приятная неожиданность, — провозгласил Люкел, прежде чем с достоинством потерять сознание от потери крови.

Дилаф бережно потрогал сломанный нос; он с трудом сдерживал желание заорать во весь голос от боли. Дахорские монахи выстроились позади. Они легко перебили гвардейцев Эвентио, но умудрились потерять в схватке не только короля и принцессу, но и предателя Хратена.

— Найдите их! — приказал Дилаф, поднимаясь на ноги.

В его ушах шелестел голос мертвой жены, умоляя о мщении, ее просьбы перекрывали звенящий гнев и страстная вера в Джаддета. Он отомстит. Армаде ни за что не выйти из бухты вовремя, к тому же в городе уже находятся его дахорцы. Полсотни монахов заменят любую армию; каждый превосходил по мощи сотню обычных людей.

Они захватят Теод, несмотря ни на что.

Сарин и Хратен медленно продвигались по улице, плотно закутавшись в плащи. Джьерн еще натянул капюшон, чтобы скрыть темные волосы. Теоданцы толпились на улицах, недоумевая, почему король приказал армаде войти в бухту. Многие спешили к докам, и принцесса с Хратеном затерялись в толпе, пытаясь не выделяться среди горожан.

— Попробуем договориться о проезде на одном из купеческих судов, — вполголоса говорил жрец. — Как только армада выйдет в море, они поспешат покинуть Теод. В Хровелле можно найти места, где дереиты не появляются месяцами; мы спрячемся там.

— Ты говоришь, как будто точно знаешь, что Теод падет, — прошептала в ответ Сарин. — Можешь уезжать, но я не покину родину.

— Если тебе дорога безопасность твоего королевства, то придется, — отрезал джьерн. — Я знаю Дилафа — он не успокоится, пока не отомстит. Если ты останешься в Теоде, он также останется здесь. Но если мы уплывем, есть шанс, что он последует за нами.

Сарин заскрипела зубами. Слова жреца имели смысл, но, возможно, он преувеличивал, чтобы заставить ее следовать за ним. С другой стороны, зачем ему добиваться общества принцессы? Они враждовали с момента встречи.

Они шагали не торопясь, чтобы не выделяться среди толпы зевак.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — прошептала девушка. — Почему ты пошел против своей веры?

Хратен какое-то время шагал молча.

— Не знаю. Я следовал путями Дерети с детства: меня всегда привлекали ее порядок и смысл, поэтому я и поступил в монастырь. Я… я считал, что искренне верую, но, как оказалось, я верю не в Шу-Дерет. Я пока не знаю, во что.

— Шу-Корат?

Хратен покачал головой.

— Слишком просто. Вера — это не Корати, или Дерети, или любая другая религия. Я все еще верю в учение Дерети; у меня разногласия с вирном, а не с богом.

Хратен моментально устыдился того, что обнажил перед девчонкой сокровенные слабости, и, зажав сердце в кулак, приготовился к последующим вопросам. Да, он предал Шу-Дерет; да, он изменник. Но почему-то сейчас, стоило ему принять твердое решение, на душе полегчало. Он начал кровавую резню в Дюладеле, но не допустит повторения ошибки.

Когда-то джьерн убедил себя, что падение республики хоть и трагично, но необходимо. Теперь самообман развеялся.

Он поступил с Дюладелом не лучше, чем Дилаф собирался обойтись с Теодом. После того как глазам открылась правда.

Хратена начала мучить вина за содеянное в прошлом.

Только одно удерживало его от полнейшего отчаяния — сознание, что, к чему бы ни привели его поступки, что бы он ни совершил в будущем, он всегда сможет честно сказать, что следовал зову сердца. После смерти Хратен предстанет перед Джаддетом с высоко поднятой головой.