Энгус Уэллс - Дикая магия

— Мы опоздали. О, Хоруль! Больше мы ничего не можем сделать. Ценнайра умерла.

— Нет!

Каландрилл оттолкнул маленького колдуна и бросился на труп Ценнайры, распростертый на столе.

— Нет!

Он отказывался верить в то, что видели его глаза; он не хотел слышать того, что говорили губы Очена, он не хотел принимать реальность. В его крике еще не было горя, а только ярость и полное неприятие судьбы. Он обхватил лицо Ценнайры, приподнял ее голову. Щеки Ценнайры были холодными, черные волосы, лишенные блеска, с исчезновением синего света рассыпались темным безжизненным саваном.

— Нет! — опять закричал Каландрилл. — Ты не можешь умереть! Не сейчас! — И он прижался к ней губами.

То, что в этот момент увидели другие, он видеть не мог, потому что держал в руках женщину, которую любил, и думал только о том, как бы вселить в нее жизнь, как вдохнуть жизненную силу в труп. Больше он ничего не замечал.

Другие же видели вспышку звезды, блеск луны, суть бога, облаченного в сверкающую тень, пляшущее свечение в форме человека с огромной черной лошадиной головой; глаза его светились добрым огнем.

Хоруль, не видимый Каландриллом, коснулся его плеча.

«Ты дал нам жизнь, кою вознамерился забрать у нас Фарн, ты оказал нам услугу, достойную вознаграждения. И посему в знак вечной благодарности дарим мы тебе жизнь во имя мое и моих братьев и сестры».

Бог кивнул, грива, сотканная из ночи и звезд, колыхнулась и горделиво взметнулась; рука соскользнула с плеча Каландрилла, горящие глаза оглядели комнату. Хоруль исчез, как молчаливый ветер.

Каландрилл не слышал слов бога. Но он чувствовал, как какой-то поток вошел в него, придал ему силу невероятную — не ту, коя помогла ему в битве с Рхыфамуном, хотя и сродни ей. Это было нечто большее, словно сила самой жизни. Обжигая, она бежала по его венам; сердце превратилось в мотор, легкие — в горн, и они гнали энергию по его телу, к его губам, а оттуда — в Ценнайру, а от ее рта сила эта побежала по горлу и венам прямо к сердцу, наполняя собой все ее существо. Губы Ценнайры стали согреваться; вот они зашевелились, руки поднялись и обхватили Каландрилла, грудь ее поднялась и опустилась, она сладко задышала ему в лицо. Отпрянув, Каландрилл взглянул ей в глаза — они сверкали жизнью. Он рассмеялся и прижал ее к себе.

К тому времени, когда они вновь отстранились друг от друга, а собравшиеся вазирь-нарумасу пришли в себя от потрясения, вызванного явлением Хоруля, Катя сообразила попросить принести Ценнайре платье. Ценнайра с горящими от удивления глазами застенчиво прикрывала наготу.

— Мне казалось, — тихо пробормотала она все еще слабым голосом, — что я умерла. Я не чувствовала… ничего. Я была мертва.

— Ты жива, — заверил ее Каландрилл, прикасаясь губами к блестящим волосам. — Слава всем богам, ты жива.

— Я цела! Я опять смертна?

— Да, — подтвердил он. — Сердце твое принадлежит тебе, и только тебе.

— Не только, — возразила она с легким кокетством в голосе. — У него теперь есть новый хозяин.

— А мое, — сказал он, — принадлежит тебе, распоряжайся им, как хочешь.

— Я не отдам его тебе очень долго, — улыбнулась Ценнайра. — До конца жизни.

Брахт, стоявший в другом конце комнаты, сказал:

— Ахрд, как мне надоели эти нюни. Давайте вина! Пора праздновать победу, да как следует!

Он смеялся, прижимая к себе Катю. Вануйка ткнула ему локтем в ребра:

— Учись, керниец. Вскоре я захочу услышать от тебя то же.

Брахт состроил испуганную мину, пожал плечами, вздохнул и спросил:

— Каландрилл, возьмешь надо мной шефство? Я не хочу обижать женщину, на коей намерен жениться.

— С удовольствием, — ответил Каландрилл, — хотя боюсь, более трудной задачи у нас с тобой не было.

— Пожалуй, — согласился Брахт, но Каландрилл его уже не слушал. Он целовал Ценнайру и потому не видел, как керниец склонился над Катей и последовал первому наставлению своего учителя.

Они выехали из ворот Анвар-тенга под бесстрастным взглядом зимнего солнца. Земля вокруг города была изрыта копытами лошадей восставших и колесами их повозок. Но первые морозы уже прихватили ее и не дали расползтись. А с приходом весны исчезнут и последние напоминания о безумии Фарна. Дул чистый холодный ветер без всякого намека на отвратительный запах гниющего бога. Он весело хлопал знаменами сопровождавшего их эскорта — целой центурии котузенов. Очен решил сопровождать их в поездке на восток в Вану, к святым старцам Катиной родины, коим предстояло наконец уничтожить «Заветную книгу», дабы никому более из рода Рхыфамуна или Аномиуса не повадно было вновь помыслить о безмерной власти и пробудить Безумного бога; дабы мир освободился навеки от хаоса, а люди могли жить и заниматься своими делами под руководством Молодых богов.