Валерия Тишакова - Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен!

— Вот поэтому я этот вариант даже не рассматривал.

И как с ним разговаривать, не матерясь?

Перед дверью кабинета я вернула ему перчатки и поспешила на рабочее место.

Больше в этот день мы и словом не перемолвились. Он уже ушел, когда я решила заранее подготовить все документы к завтрашнему дню. Напевая песню о ГПУ, я раскладывала бумаги по папкам, и тут в дверь постучали.

— Да, войдите.

В щель просунулась физиономия Карлы Людвин.

— Лада, деточка, не уделишь мне десять минут?

— Не вопрос! — Я произвела в уме несложные вычисления и продолжила: — С вас пять серебряных.

— За что? — некультурно открыла рот старушка.

— Так время проститутки оплачивается, если вы не знали. Пенсионерам скидок нет.

У нее от негодования аж дыхание перехватило.

— Я пожалуюсь на твою работу ректору!

— Жалуйтесь на здоровье. Хоть в ООН. Мой рабочий день кончился десять минут назад. Сейчас я на вас трачу личное время. Зато вы сможете похвастаться подругам, что спускаете пенсию на любовь за деньги. Только пол не уточняйте.

Пенсионерка пулей вылетела из кабинета, не забыв хлопнуть дверью.

Я уже собиралась уходить, когда в дверь опять постучали. На этот раз на пороге стоял мальчишка с букетом бело-розовых лилий.

— Лада Борисовна?

- Да.

— Это вам. Распишитесь. Спасибо. Всего доброго.

Нести цветы по холоду я не захотела, поэтому поставила их в вазу, с минуту полюбовалась и пошла домой.

Уже утром, собираясь на работу, я вспомнила, чем в прошлый раз обернулся подаренный мне букет. Поэтому дверь приемной я открывала с дрожью. Но если что и изменилось в помещении, то это воздух. Он пропитался запахом лилий. Ну, меня этот аромат не раздражает, даже приятно.

В девять часов пришел Джонатан. Его появление возвестил громкий чих. Простыл? А я думала, зараза к заразе…

— Доброе… Апчхи… утро. Да что ж, апчхи, такое?

Тут его взгляд упал на вазу с цветами.

— Это, апчхи, что?

Только не говорите мне, что у него аллергия на лилии. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Вот оно — возмездие! Пусть посидит теперь, сопли на кулак помотает.

— Подарок!

— Кому? Апчхи!

— Мне!

Джонатан резко развернулся и направился к себе в кабинет. Хлопок дверью совпал с очередным чихом.

Обед неумолимо приближался.

Граф появился в приемной без десяти двенадцать. Мне стало его даже немного жалко. Глаза слезятся, нос заложен. Но, когда он взял у меня со стола чистый лист бумаги, смял и трубно высморкался в него, жалость как отрезало.

Эверо тем временем потянулся за новой бумагой. Где его воспитание? Или хотя бы носовой платок?!

— Эй! Это договор на целевое обучение!

Чудом успев перехватить лист, я поспешила запереть его в сейфе. Я балдею, дорогая редакция. Я у него что, вроде домашней зверюшки, и стесняться меня не надо? Что дальше? Задницу почешем?

Тут граф душераздирающе вздохнул. Поняла! На публику играем? Ждешь, когда у меня проснутся совесть и сострадание и я выкину лилии? А вот шиш! Я после твоего букетика чесалась. А ты исходи соплями в ответ.

Нет, я имею совесть. Хм, двусмысленная фраза. То ли совесть у меня есть, то ли я ее успешно игнорирую.

Попроси граф вежливо убрать цветы, я бы выполнила его просьбу. Но стоять тут и ожидать, что я, как вышколенная прислуга в его доме, кинусь исполнять его желания по мановению руки? Нет, секретарь — тоже прислуга в какой-то мере, но не горничная ведь!

Тут графу, видимо, надоело, что я не замечаю его страданий. И не успела я и глазом моргнуть, как цветы Вхместе с вазой полетели в окно. Хорошо хоть, телекинезом воспользоваться не забыл, чтобы створки распахнуть.

Я собиралась закатить скандал, но стук в дверь погасил мой порыв на взлете. На пороге стоял вчерашний паренек. Он замялся, увидев зверскую рожу графа, но быстро собрался с духом и перешел к цели своего визита.

— Вам тут открыточка, вчера забыл доставить.

И, развернувшись, шустро ускакал.

Я с любопытством прочитала послание и скривилась: «Дорогой Ладушке, в благодарность за чудесный обед. Родерик». Ладушка, Ладушка-оладушка, блин! Я ненавижу эту песню и не выношу, когда коверкают мое имя. Мне двадцать четыре года! Я взрослая женщина. Живу самостоятельно и сама обеспечиваю себя. Нечего обращаться ко мне как к младенцу! Он бы еще козу на пальцах показал. Если ловец надеялся завоевать мою благосклонность, то он здорово просчитался.

Тут открытку у меня вырвали.

— Знаешь, у меня чешутся руки объяснить этому вредителю, чтобы он свой гербарий икебанистый держал подальше от моего кабинета, — почесав руки, он с недоверием уставился на них. — Точно, чешутся.