Генри Олди - Сильные. Книга первая. Пленник железной горы

— Уот!

— Анньаха! Анньаха!

— Гони их! Тесни!

— Сат! Сат [56] Анньаха — звукоподражание ржанью. Сат — возглас при понукании коня. !

В ответ — рёв. Сотня лесных дедов! Обвал в горах! Земля дрожит. Копыта, рёв, вот и дрожит. Уот ревёт! Олененок ревёт. Захлебывается. Хрипит. Храпит. Лошади храпят. Сворачивают. Сворачивают! Уот завернул! Напугал! Молодец Уот. Хороший. Очень хороший!

— Не уйдут!

Гривы плещут. Спины взмокли. Запах пота. Чую! Спин меньше. Коней меньше. Лучшие! Лучшие остались! Мотылек! Жми! Тесним, загоняем. Арангас мчится. Уот орёт. Ближе, ближе. Блестит. Глаза слепит. Идол! Второй идол. Конец долине. Конец скачке.

Усыхаю.

Их осталось двое. Вороной жеребец — клянусь, я таких громадин отродясь не видел! Мышцы под шкурой ходят ходуном, словно река лед сбросила, валуны по берегам ворочает. И змей-вьюн: три рогатые башки скалят три слюнявые пасти. Тело в чешую заковано; лап восемь, как у арангаса. Нет, ошибся. Одна лапа: толстенная, узловатая, жилистая. Торчит из брюха, а из нее восемь гибких отростков по земле стелятся. Древесные корни, только с когтями.

— Поймали! Заберу! Брату заберу!

— Бери змея, я — коня.

— Заберу, кэр-буу! Обоих заберу!

Ну и морока же с этим адьяраем!

— Уот, ты где живешь?

Адьярай в растерянности заморгал единственным глазом:

— Я? В Нижнем мире! У нас там море есть!

— Море?

— Море! У нас вся семья возле моря живет! Повезло нам!

— Эсех Харбыр с вами живет?

— Умный ты! — восхитился Уот. — Всё правильно сказал. Эсех с нами живет!

— У вас в Нижнем мире на конях ездят?

Он задумался, припоминая:

— Не-а! Дохнут кони у нас.

— Вот и этот сдохнет. Отдашь Эсеху змея-красавца! То-то радости!

— Арт-татай! — Уот почесал затылок обеими пятернями. Рот его расплылся в улыбке до ушей. — Хорошо придумал, хорошо сказал! Моему брату — змей, самый лучший! Твоему — конь, так себе. Все по-честному!

— Ну что, едем обратно?

— Жалко, — вздохнул Уот.

Угодья лошадиного бога с краев затягивал туман.

— Что — жалко?

— Гнали мало. Догнали быстро. Давай еще раз?

— Ух ты! Зверь!

Эсех приплясывал от возбуждения, нарезал круги вокруг трехглава-восьминога. Парень был бодрей бодрого. Выбежал нам навстречу, едва мы подъехали к Кузне. Быстро он отлежался! Я дольше провалялся. А этот — второй день, и на ногах! Или не второй? Сколько мы ездили? Я взглянул на небо. Тусклое солнце, едва различимое сквозь рванину облаков, клонилось к закату. От Кузни протянулась длинная тень, уперлась в саженный срез снега. Над головами безостановочно вращался Небесный Обод. Вечер. Какого дня? Сегодня? Завтра? Вчера? Нет, со временем одни беды. Куда лучше жилось бы вообще без времени!

— Ну и зверь!

— Змей! — уточнил сияющий Уот.

— Змерь, хыы-хык! Это мне?

— Тебе! Нравится?

— Ага!

— Будешь ездить. У тебя — три тени, у него — три головы!

Мастер Кытай не вышел нас встречать. Никто не вышел, кроме Эсеха. Змея с вороным мы поставили у коновязи. По-хорошему, следовало бы отвести жеребца в конюшню. Но я все ждал: вот сейчас Нюргун услышит шум, придет к нам. Ну да, придет, шаг за шагом. А что? Обычное дело. Тут-то я его и порадую: смотри, какого коня я тебе привел!

Нюргуна ковали на день позже, чем Эсеха. Небось, еще отдыхает.

Мальчишка сунулся к змею, намереваясь оседлать тварь. Змей зашипел на наглеца в три глотки, но юный адьярай погрозил гаду пальцем, и змей, к моему удивлению, утихомирился, признал хозяина. Зато начал ржать вороной: анньаха! Ань-а-а-ха-а! Коню отозвалось насмешливое эхо: скрип-скрип, хрусть-хрясть… К нам катил Нюргун на своей лавке. Хрустел песок под колодками. Повизгивали колесики. А мне все слышался неумолимый стрекот зубчатых колес в недрах горы-темницы.

Вот ведь…

Живой. Главное, живой.

— А я коня тебе пригнал! Хорош?

Голос мой сорвался. Я готов был придушить себя за эту предательскую слабость. Нюргун с вороным уставились друг на друга. Принюхались, раздувая ноздри. Фыркнули, пустили слюни.

— Конь, — Нюргун засмеялся. — Люблю!

Эсех, кажется, хотел брякнуть какую-то гадость, но старший адьярай остановил младшего. Взял за плечо, развернул спиной к нам, лицом к себе.

— Бей! — потребовал Уот.

— Кого?

Эсех напрягся. Эсех засопел от возбуждения. Эсех облизал пересохшие губы. Мальчишка в открытую косился на нас с Нюргуном. Приказ начать драку был по̀ сердцу юному адьяраю. Уж если брат сам предлагает, велит, требует… Эсех хотел бить — наотмашь, с плеча, не давая пощады. Ведь ясно, ясно же, кого здесь следует бить смертным боем! Он ждал ответа, как летняя сушь ждет дождя, и ответ пришел громом с ясного неба: