Антон Ермаков - Авалон:Хроники бессмертных

Для дварфов, живущих в замке, было сделано исключение: любой представитель малого народа мог беспрепятственно проходить сквозь водяную стену, но для всех остальных вход был закрыт. Лишь стоило хоть кому бы то ни было оказаться поблизости, Антон и его друзья уже заведомо знали о том, и пройти дальше можно было только с мысленного разрешения создателя стены, либо кто-то из Авалона должен был лично провести гостя с собой, держа его за руку.

Более всего, как ни странно, эта магия поразила и впечатлила самих дварфов: среди них тут же возникло поверье, будто новый Господин Нифльхейма настолько могущественен, что способен осуществить всё, о чём только подумает, и даже может приказывать рассвету обращаться в закат. Это было, разумеется, полной чепухой: Антон ведь не обладал магией Света, да и если бы даже обладал, никогда не смог совершить бы подобного — менять время суток не подвластно никому, даже величайшим из рода Бессмертных. Но дварфы твердо уверовали в пущенные слухи, и переубедить их было попросту невозможно. Пришлось смириться…

Уже возвращаясь домой вместе с друзьями, Мария, обернувшись, бросила последний теплый взгляд на свои Деревья и невольно залюбовалась переливающейся в закатных лучах гигантской водяной занавесью, сквозь которую серыми точёными иглами проступали замковые башни и мощная арка центральных ворот. Авалон задержался вместе с нею, и все они долго смотрели на укрытый ими теперь от всех бед и невзгод Нифльхейм.

— Не слишком ли мы размахнулись с чародейством? — спросила Маша у Антона. — Наверное, для дварфов это будет несколько обременительно — каждый раз проходить сквозь эту преграду? Да и для нас тоже…

— Возможно, — степенно ответил ей Антон. — Помнится, однако, что в прошлый раз, когда я предупреждал, никто не хотел меня слушать, и все вы знаете, что из этого вышло. Здесь же отныне будет так, как сочту нужным лишь я.

Маша слегка приподняла бровь, некоторые переглянулись, но возражать никто не решился.

Рядом стояли люди, прошедшие вместе и радость победы, и горечь разлук. Но после всего пережитого все они навсегда останутся вместе: Антон, приобнявший Настю за плечо…. крепко прижавшаяся к Бирюку Татьяна… ухмыляющиеся друг другу Слава и Сеня… и она сама — Мария, Бессмертная Миррен Лилит, уносящая отсюда больше воспоминаний, чем любой из её друзей…

Красивый бело-синий поезд метро подъехал к перрону, уже переполненному утренними пассажирами. «Станция «Преображенская площадь»» — произнёс бесплотный женский голос, и двери вагона разъехались в стороны.

Настасью вместе с остальными вынес наружу людской поток, и она покорно следовала заданному маршруту. Лишь на миг замерев посреди сверкающего огнями станционного вестибюля, она, определившись с направлением, двинулась к выходу. Идя по пятам за высоким парнем в светло-бежевой ветровке, она лениво смотрела по сторонам. Идеально-симметричные колонны станции, облицованные тёмно-зелёным мрамором, вдруг напомнили ей своды центральной галереи Нифльхейма — только те были высечены в виде древесных стволов, — но общий тон и глубина цвета поразительно совпадали. Она тихонько улыбнулась самой себе и, пройдя турникеты, очутилась в подземном переходе под площадью.

Именно здесь Настасья должна была встретиться с деканом их факультета, чтобы лично передать ему свою курсовую работу. Дело в том, что она очень долго с нею тянула, пока не вышли все сроки, а в институте Настя бы этого сделать уже попросту не успела — на послезавтра, в понедельник, была назначена защита этой самой курсовой. Пришлось повозиться, но в итоге декан милостиво согласился пересечься с нею субботним утром, так как все равно был в этих краях по личным делам.

Настя отошла в сторонку, чтобы её случайно не сшибли с ног вечно спешащие прохожие, и посмотрела на часы. До назначенного времени встречи было ещё двадцать минут — довольно много. Внезапно сквозь толпу до неё донеслись чарующие звуки сладостной музыки, всецело захватившей её слух. Она прислушалась. Это играла скрипка. Не узнать скрипку было невозможно — Настя с самого раннего детства из всех музыкальных инструментов больше всего на свете обожала слушать именно её, сама не зная почему. Потрясающая акустика подземного перехода многократно усиливала мелодию, делая её невыносимо прекрасной, почти сказочной.

Настасья завертела головой в разные стороны, пытаясь понять, откуда идёт звук, и, наконец, увидела: довольно большая группа людей обступила со всех сторон невысокую, светловолосую, плохо одетую девчушку, перед которой на полу лежал открытый потрепанный футляр из-под скрипки. В нём валялось много монет и несколько бумажных купюр.