Гэв Торп - Warhammer - Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

— Господин Царёв, посмотри, кого я нашёл, — произнёс Курт, осторожно встряхнув его за плечо.

— Рюрик? — удивилась Софья, упав на колени и обняв его. Он проснулся от прикосновения, и его затуманенные уставшие глаза не сразу смогли постичь, кого он на самом деле видит.

— Софья? Живые боги, это и в самом деле ты? — произнёс он, посмотрев на Курта. — Слёзы Морского, Курт, ты нашёл её!

Рюрик Царёв отправился из Эренграда в город Кислев после Года, Который Никогда Не Забудут, мечтая стать великим историком. Он искал ветеранов Мажгорода и Урзубья, Праага и Волчары, Чернозавтры и Болгасграда. Он надеялся написать большую работу, сравнимую с Фредериком “Старым” Верде из Альтдорфа, Готтимером, Освельдом Старшим или даже с самим великим Анспрахтом из Нульна.

Рюрик прибыл в то время, когда все хотели забыть войну, убежать от пережитого кровопролития и ужасов, от которых они всё ещё страдали. Никто не стал разговаривать с ним, а те небольшие деньги, что он скопил в бытность хранителем путевых листов в Эренграде, быстро закончились.

Софья встретила Рюрика в заброшенных стенах Лубянки, мрачном здании, построенным царём Алексеем, чтобы заботиться о раненых в Первой Великой Войне с Хаосом. Оно давно перестало служить той благородной цели, превратившись в кошмарную тюрьму, куда несчастные, безумные и покалеченные приходили умереть.

Рюрик несколько раз осмеливался входить в мрачные стены Лубянки, надеясь получить доказательства от человека, который утверждал, что видел смерть Сурса Ленка. Это оказалось уловкой, и человек взял верх над молодым писателем, приковав его цепью к стене, прежде чем уйти в новой одежде и с украденными документами.

Равнодушные надзиратели Лубянки проигнорировали заявления Рюрика о его истинной личности и заперли его с сумасшедшими. Четыре месяца спустя Софью позвали на Лубянку принять роды у безумной, и она столкнулась с молодым писарем, который молил её прислушаться к его словам. Софья была искушена в хитростях обитателей тюрьмы, но что-то в искреннем отчаянии паренька звучало правдоподобно.

Она быстро обнаружила подлинность рассказа Рюрика и его освободили под её опеку. Когда он выздоровел, она узнала о его стремлении писать и нашла для него работу — составить список её целебных методик, ингредиентов, смесей припарок и учебных правил для лекарей.

Вместо исторического труда Рюрик написал авторитетный медицинский трактат, который быстро стал незаменимым и ценным вкладом для Софьи и её медицинской практики в городе.

— Как ты оказался здесь? — не веря своим глазам, спросила Софья. — И ты, Курт? Я не ожидала снова встретить никого из вас.

Курт снял пояс с мечом и прислонил оружие к стене пещеры. Рюрик встал и начал расстёгивать ремешки и крючки, скреплявшие его броню.

— Я приехал в Кислев, чтобы найти тебя, — ответил рыцарь. — Когда до нас дошли вести о поражении полка Старовойры, я покинул Мидденхейм и направился на север в Кислев.

— Ты пересёк Золотой Бастион? Зачем? — спросила Софья, в то время как Миска опустилась на колени около костра, грея руки. Пламя плясало в её серых глазах.

— Потому что Каспар хотел бы, чтобы я это сделал, — ответил Курт, кивнув на гладкий синий камень, обёрнутый паутиной серебряной проволоки, который свисал с её шеи на тонкой цепочке.

Софья сжала кулон, и волна воспоминаний едва не захлестнула её. Она подарила его Каспару и просила, чтобы он хранил его у сердца в грядущей битве. Позже Курт вернул его вместе с прощальными словами посла.

— Понимаю, но как ты нашёл меня?

— Я достиг врат Кислева прямо перед тем, как орды зара вторглись в город, — начал объяснять Бремен, снимая короткую кольчугу и развязывая верёвочные узлы нательной рубахи. — Я нашёл твой дом, где господин Царёв сказал мне, что ты направилась домой в западную область. Рассказав о Урзубье и моих кампаниях в Арабии, я сумел заручиться его услугами в качестве проводника до станицы Валенчик.

— Её больше нет, госпожа Софья, — произнёс Рюрик. — Мы добрались до неё неделю назад, но северяне уже сожгли станицу и убили всех.

— Я знаю, — сказала она, сев у костра и перестав сдерживать страх и истощение последних недель. — В том смысле, что не знала, потому что мы ещё не дошли до неё, и всё же я знала. Разве могло быть иначе?

Курт опустился на колени рядом с женщиной и положил руку ей на плечо.

— Мне жаль, Софья, — сказал он.

— Кислева больше нет, не так ли, Курт? — спросила она.