Гэв Торп - Warhammer - Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том 2

Мордекол расправил сбившуюся рясу, почёсывая сквозь ткань раны на спине, тщетно пытаясь найти хоть чуть-чуть более удобное положение.

— Прекратите ковырять их, — прошипела круглолицая матрона, прикованная напротив.

Жрица Шаллии оторвала ещё одну полоску ткани от апостольника, и, обернув вокруг локтя, начала сматывать её в бинт, который всё ещё сохранял видимость чистоты. Мордекол последние несколько дней наблюдал за её способностью превращать красно-коричневый цвет ткани в чистейший белый. Она неустанно работала, пытаясь вылечить всех, до кого могла дотянуться. Полностью отказавшись от сна, она молилась богине исцеления и милосердия. Впрочем, безрезультатно. В конце концов, после того, как богиня перестала отвечать, жрица была вынуждена использовать навыки полевой медпомощи, какие только знала.

Пожилой священник Зигмара лежал без сознания рядом с ней. Хотя и на нём, как и на всех остальных, были кандалы — он не был привязан к стене клетки. Его окровавленный бронзовый панцирь и тяжёлый пояс были сняты и лежали в грязи рядом с ним. Жрица, вне всякого сомнения, была права, первым делом занявшись зигмаритом, ибо его раны были действительно самыми тяжёлыми. Мордекол мог бы поклясться, что видел блестевший, серовато-розовый мозг человека, проглядывающий сквозь ужасающую дыру в черепе. Тёмные от крови, его бинты медленно разматывались на колени жрицы Шаллии.

— Если вы продолжите ковырять эти раны от кнута, — раздражённо пробормотала она, пока возилась со своим пациентом, — то уже очень скоро в них попадёт инфекция.

Мордекол опустил здоровую руку, на его лице появилось угрюмое выражение.

— Какое это имеет значение, сестра?

Она проигнорировала его, заматывая страшную рану своего пациента свежей тканью.

— Мальчишка прав, Элспет, — сказал бородатый мужик у передней стенки повозки. — В скором времени мы все станем пищей для воронья.

Этот могучий человек был жрецом Ульрика — Мордекол узнал символ волка, выжженный у него на лбу. Он сидел спиной к своим сокамерникам и наблюдал за горизонтом, в ожидании избавления, в которое никто из них на самом деле не верил.

— Тогда ответь мне, Ольф Доггерт. Почему мы всё ещё живы? Он уже использовал нашу кровь для того проклятого ритуала в Штерниесте и каким-то образом осушил веру этого места. Так почему же он не убил нас?

— Он хранит нас для чего-то большего, я считаю, — задумчиво ответил Мордекол. — Вместе мы слишком ценны, чтобы он не спускал с нас глаз. Эти фон Карштайны готовы воткнуть друг другу нож в спину, чтобы всего лишь скоротать время.

— Может быть, — со слабой ухмылкой предположил Люпио Блазе, — может быть, богиня Мирмидия оставляет нас в живых, чтобы узнать, скольких мы сможем забрать с собой в могилу, а?

Тилейский рыцарь сделал вялое колющее движение, хотя уже давным-давно потерял свой меч. Он по-прежнему был облачён в золотые доспехи, пусть их пластины и были в грязи, а гордые рельефные символы его богини — заляпаны кровью. Мордекол избегал его взгляда, несокрушимая бравада рыцаря была пуста, как и его голос, словно плохая шутка, которая уже давно набила оскомину.

В почерневших небесах раздался скрипучий визг, и Мордекол поднял голову. Над гротескной каретой развернулись дьяволы Шварцхафена: пара варгейстов с крыльями летучей мыши, массивные телом, но худые и подвижные, словно огры на грани голодной смерти. Мордекол ненавидел их, возможно, больше, чем любую иную породу могильных зверей, а это было сильное заявление на самом деле. Жрецы Морра считали воскрешение самым худшим из возможных грехов, ибо нежить была воплощённым вживе богохульством против бога смерти и вечного покоя, который он предоставлял. Вампиры были худшими из нежити, а варгейсты, возможно, самыми отвратительными из их рода.

Наставники Мордекола учили его, что кровососущие твари были истинным обликом вампира — порождения чистейшего зла без налёта цивилизованности или отброшенной человечности. Два изверга, что крутились у них над головами, были теперь домашними зверушками фон Карштайна, послушными любому его капризу. Они вскрыли запястье Мордекола в ужасной башне замка Штерниесте. Они пустили кровь своему пленнику, как часть еретического ритуала, который изгнал мощь веры из Сильвании.

Скрипучие, щёлкающие вопли варгейстов нервировали Мордекола, а их шипение звучало почти как смех. Тем не менее они, конечно, не самое худшее из того, что видел жрец за прошедшие с момента его пленения недели.