Валентин Егоров - Марк Ганеев - Маг Нашего Времени

Как справляли Новый Год, я плохо помню, в памяти у меня сохранилось только, как я собирался на работу, а мамка, словно злобная гадюка, металась вокруг меня, умоляя не пить. Витька перед моим уходом на работу врезал мне подзатыльник и сказал, что готов прислать за мной свою персоналку, чтобы я только бы не напился. Но я гордо промолчал и, хлопнув дверь, выскочил на мороз. Ехал на метро, хотя мог взять такси, что часто делал в другие, не праздничные дни. Мы с Сашкой Беззубцевым и Толькой Бессоновым сообразили на троих, нам очень хотелось выпить водки, а то спирт к тому времени к чертям собачьим надоел! Весь день проработал, не отходя от токарного станка.

Когда раздался зов Царегородцева, прекратить работу, и усаживаться за праздничный стол, то, войдя в нашу раздевался, обомлел от увиденного. Еды на столах-верстаках было столько, что в течение всей последующей недели мы этот прокорм доесть так бы и не сумели. Одного салата оливье была целая бочка.

На столах стоял один только разбавленный лимонадом "Буратино" в пропорции 50:50 медицинский напиток! Такие бойцы, как Сашка и Тихон, пьянели потихоньку, забавляясь разговорами о вреде пьянства среди русских рабочих. Я же, пока еще непривычный к такому богатству, отключился на втором тосте типа:

— Выпьем за пролетариев других стран, с которыми будем спиртом обмениваться!

Дальше я уже ничего не помнил.

Не помнил, как добирался до дома! Не помнил, как дверь квартиры открыла мама и, как она, увидев меня ничком валяющегося у порога, истошно закричала, зарыдала. Когда на вторые сутки я пришел в сознание, то первым, кого увидел — опять-таки была моя мамка с сильно заплаканными глазами. Она за эту пару новогодних дней, постарела на десять лет. Она водила надо мной руками и негромко приговаривала:

— Не хочу, чтобы мой сын стал алкашом! Не хочу, чтобы он пил не в меру! Не хочу, чтобы он подчинялся водке…

В тот момент на меня что-то снова снизошло, меня сильно вырвало в подставленное ведро к постели. Я уснул, когда проснулся, то мама сказала, что из мастерской я только что уволился по собственному желанию, она показала мне мою рабочую книжку. Я удивленно на нее смотрел, так как не понял, как это могло произойти, ведь я до сих не в силах был подняться из своей постели. В дверях появилось лицо брата Витька, который, воспользовавшись тем, что мамка стояла к нему спиной, погрозил мне своим кулачищем. У меня сразу же испортилось настроение, уж очень я не любил кулачное воспитание своего старшего брата. Не знаю, успела ли мамка заметить это вороватое движение Витьки, в этот момент мамка улыбнулась и ласково произнесла:

— Да, Марк, я совсем забыла тебе сообщить о том, что за тобой пришли из милиции. Так что поднимайся, одевайся, а то эти люди совсем тебя заждались!

Мамка подошла к двери, по дороге она ловко, едва уловимым движением ладони съездила Витьке по затылку. Даже я понял, что этим жестом мамка показала, что очень любит меня, что она никогда не отдаст меня на полное растерзание старшему брату, которого тоже очень любит! Мама приоткрыла дверь и сказала:

— Проходите, товарищи хорошие! Мой оголец пришел в себя, вы можете его забирать! Только пообещайте, что бить его не будете! Когда он вернется домой, то я сама его отцовским ремнем выпорю за все его проказы!

В комнату вошли мои старые знакомцы, капитан Валерий Офицеров и майор Сергей Осипов, но они почему-то были в форме сержанта и старшины милиции.

— Наталья Георгиевна, советская милиция преступников воспитывает или перевоспитывает, но никогда их не бьет! — Вежливо произнес старшина Сергей Осипов. — Ну, Марк, ты и пьешь! Своим пьянством всю московскую милицию поставил на ноги. Милиционеры вместо того, чтобы справлять Новый Год в семьях, бродили по московским улицам, полночи тебя разыскивая!

В тот момент я одевался, при этом никак не мог сообразить, причем тут я и московская милиция, причем тут эти офицеры КГБ?! Уже покидая нашу квартиру и направляясь к милицейскому Уазику, стоявшему у нашего подъезда, Валерий Офицеров шепнул мне на ухо:

— Гольский тебя срочно разыскивает! Сейчас тебя к нему и отвезем!

Мы долго шли какими-то полутемными или ярко освещенными коридорами, большого десятиэтажно здания на Ленинградском шоссе, к которому подъехал наш Уазик, пока не остановились перед двухстворчатой дверью на шестом этаже. Я не успел прочитать надписи на медной табличке, висевшей слева от этих дверей, как дверь распахнулась, на пороге появилась симпатичная женщина в белой отглаженной кофточке и черной юбке. Улыбаясь, она произнесла тихим голосом: