Ариса Вайа: Лепрозорий (СИ)

***

Паучонка вырвало из агонии. Хайме схватил ее за шкирку и бегом потащил по лестнице. Перехватил под мышки, едва не упал от накатившей боли, зарычал, заставляя себя терпеть. Каждое движение отзывалось в груди мучительной болью, он готов был поклясться, что чувствует, как крошатся сломанные ребра. Рванул в темную комнату, кинул паучонка в угол и заперся. Под рукой нашарил старый шкаф и обрушил его под дверь. Выдохнул. Осел на четвереньки, беззвучно крича от боли. Успел. Справился. Вытащил. Она живая. Точно живая. Он ведь чувствовал, когда нес ее, что сердце билось. Не мог ошибиться. Не мог ее потерять.

Услышал тихий всхлип, и позволил себе уткнуться лбом в пыльный пол. Раз плачет, значит, точно живая. А страх и горе пройдут.

Но она рыдала так горько, так отчаянно. Кричала, заткнув рот ладонью. Скулила, выла раненым зверем и билась лбом о пол. Столько боли и чудовищной безнадежности было в ее скорбном плаче, что Хайме не выдержал.

— Что-то сломала? Болит? — прохрипел он, с трудом подползая к ней. — Страшно? — тронул ее руку, пытаясь утешить.

— Нет! — закричала она, отпихивая его ногой. — Я не вижу! — заорала и снова зашлась горьким плачем.

— Тут темно, — кашлянул кот. Морщась от боли, прищелкнул пальцами, и его руку окутало лиловое пламя. Оно озарило собой крохотную комнатушку, подсобку, заваленную старым хламом. — Так лучше?

— Лучше?! — взревела Ева, ногтями вцепившись в собственное лицо. Провела ими, расцарапывая кожу до крови. Закричала, хлюпая сломанным носом. — Ничего не изменилось!

Кот непонимающе поднял на нее глаза. И обомлел. Перед ним сидела паучиха, нос, губы, подбородок — все в алой крови вперемешку с соплями и слюной. Черные бездонные глаза были подернуты лиловой пеленой. Все восемь. Слепая, совсем слепая.

И до того было больно смотреть на нее, что кот едва сдержал горький вздох. Бедная, бедная Ева. Ее чудовищное горе придало ему сил, он привстал и обнял ее, силой прижимая к себе. Она, рыдая от ужаса, вздрогнула, когда он ее коснулся, но вжалась в него, прильнула к груди.

— Держись, — только и смог он прошептать. Не знал, представить не мог, как ее утешить. Только гладил по мокрым волосам, целуя в макушку и покачивая в объятьях. Сохранил живой, как обещал, но разве это жизнь?

— Я теперь не смогу увидеть будущее, — всхлипнула она, обхватывая его за шею.

И кот даже не нашелся, что ответить. Но она вдруг встрепенулась, вырываясь из объятий. Вытерла рукавом хлюпающий нос, на ощупь расстегнула куртку и спрятала осколок. Несколько раз убедилась, что он не выскользнет. Застегнулась, сглотнула, пытаясь успокоиться. Соединила пальцы и растянула между ними паутинные нити. Кот присел рядом, переводя дух. Стоило накопить немного сил и выйти из душной коморки. Лишь бы никого не встретить. Лишь бы не пришлось сражаться.

Ева медленно выплетала узор на дрожащем полотне. Закусила губу, не переставая проговаривать шепотом схему — лево на семь часов, право — на пять. Плела, чувствуя паутину лишь пальцами. Терпеливо вырисовывала знакомый узор, пока паутина не задрожала, пульсируя. Оставалось только спросить, только подумать. И Ева попросила показать ей все, что происходило с ней. Знала, что это невозможно, паутина не показывает провидице ее саму, но искренне умоляла хоть на один день снять этот жестокий запрет. Кивнув, подняла паутину к белесым глазам и обхватила повязкой, заплела на затылке. Серебряные нити впитывались в кожу, срастались, соединялись, становясь одним целым. Ева мотнула головой, словно проверяя, крепко ли держится паутина.

— Я буду спрашивать, а ты отвечай. Только честно, — дрожащим голосом попросила она.

— Хорошо, — кот кивнул, настороженно глядя паучонку в глаза.

— Ты сейчас стоишь, держишься за ребра и тянешь ко мне руку, предлагая встать?

— Нет, — он честно мотнул головой. Пожевал губами. — Но я собирался так сделать.

— А потом мы выйдем в пустой коридор, — пыталась она подобрать слова увиденным картинам. — И пойдем за кошкой и Люцией.

— Да, — прохрипел он, с трудом поднимаясь на ноги. Кашлянул, прижав ладонь к ребрам, подал вторую Еве. — А теперь я даю тебе руку. Пойдем?

Но она поднялась сама - помнила, каким все было. И даже смогла со второго раза взять его за руку, будто видела ее по-настоящему.

— Пойдем, — покорно кивнула, обнимая его за локоть. Ей с трудом давалось ощущение собственного тела. Как править им, когда видишь на несколько минут вперед, а идти надо сейчас? И она доверилась коту, благодарно погладив его по старой морщинистой ладони.