Ирина Михайлюк - Заповеди Леси

Как же я ненавижу зеркала. Ненавижу за то, что они говорят мне правду.

Сияние. Оно появлялось, когда мои эмоции выходили из-под контроля. Слишком большая радость, глубокое отчаяние, злость — всё это приводило к тому, что меня полностью окутывал лёгкий голубоватый свет. Он был не заметен изда-лека, но вблизи…

Я спустилась в гостиную, как раз во время.

В дверь тихо постучали, и бабушка пошла встречать гостей.

Я не последовала за ней. Хотя, возможно, с моей стороны это было невеж-ливо, но мне не хотелось заводить друзей. И уж тем более не хотелось никого ви-деть. Излишняя осторожность сделала меня закрытой для общения с посторон-ними.

Первыми в комнату вошли парень и девушка. Я поразилась их сходству. Глаза, одинаковой формы и цвета (каре-зелёные), огненно-рыжие волосы у обоих, даже походка у них была одинаковой. Двойняшки. Они были примерно моими ровесниками. И, возможно, мы могли бы с ними подружиться, но…

Эти незнакомцы пугали меня.

В комнату в буквальном смысле впорхнула белокурая девочка лет десяти. Она напоминал мне ангелочка, и в отличие от своих угрюмых брата и сестры не скупилась дарить улыбки. Она сразу же подбежала ко мне и о чём-то весело за-щебетала. В её светло карих глазах можно было увидеть всю гамму чувств, и, смотря в них, можно было понять, что радость и счастье имеют множество оттен-ков.

Через несколько минут вошла бабушка вместе с пожилой женщиной, ба-бушкой этих детей. Звали её Екатерина Юрьевна, и если честно я её почти не помню. Я с ней разговаривала от силы два раза. У неё была совсем непримеча-тельная внешность, но она была обладательницей жутко цепкого взгляда, который мне удалось испытать на себе в день нашего знакомства. Она смотрела так, словно разом хотела выявить все недостатки и пороки.

Я уставилась в пол, надеясь, что эта оценка закончится быстро.

Но меня спас Рома, он вбежал в комнату и сразу же включил своё обаяние. Обстановка в комнате стала менее напряжённой. Даже холодные внешне двой-няшки, казалось, растаяли.

Парня звали Дима, а его вторую часть, то есть его сестру, Оля, самая младшая и самая милая из всех — Аня.

Пока Рома пытался очаровать Олю, я играла с Аней, а Дима взирал на всё это с высоты своего роста. Он был ещё более отстранённым, чем я. Но у меня были причины быть такой, а вот у него в душе, казалось, были тайны намного бо-лее тёмные, чем можно было бы себе представить. Но меня это не касалось.

Оля же пыталась флиртовать с моим братом, выходило это у неё крайне неумело, и я удивилась тому, что Рома действительно заинтересовался этой де-вушкой. Несмотря на все его достоинства, девушек он выбирал себе по внешно-сти — ни одной серой мышки, все как одна, словно сошли с обложки журнала. Оля не была некрасивой, но явно не относилась к типу девушек, привлекающих Рому.

— Если она тебе надоест, скажи мне, — я не слышала, как Дима подошёл, и это немного напугало меня. Голос у него был тихий и приятный, но полностью лишённый каких-либо эмоций. — Я про Аню.

— У тебя прекрасная сестра, как она может надоесть? — Аня улыбнулась. Она была рада завести нового друга. Запертая в этой деревне, она была лишена контакта с внешним миром. Её мучило любопытство. И я была глотком свежего воздуха для неё, способом выяснить, какого это жить по ту сторону стены?

— Она всё же иногда перегибает палку, — он замолчал, но присел рядом с нами и стал наблюдать.

Под его взглядом я чувствовала себя не уютно. И наша весёлая болтовня с Аней перестал быть такой уж весёлой.

После того, как все разошлись, я помогла бабушке вымыть посуду. Затем пошла спать.

Ночью я спала беспокойно. И главной причиной моего беспокойства явля-лось то, что мой сон изменился.

Я ведь когда-то мечтала об этом. Но в действительности я испугалась. Ко-гда что-то постоянное меняется, невольно начинаешь сомневаться в стабильности своего мира, а это порождает новые, никому ненужные страхи.

Да и мой новый сон был ничем не лучше старого. Даже хуже, послание, за-ложенное в нём, вселяло страх.

Горы трупов, горы трупов. Мужчины… Женщины… Дети. Их глаза от-крыты, а лица перемазаны кровью. Все эти тела скинуты в яму. А я лежу среди них. Я пытаюсь закричать, но у меня нет голоса. На меня смотрит мёртвая женщина, к груди которой прижат младенец.

И на какое-то мгновение мне кажется, что её посиневшее губы шевелятся и пытаются что-то произнести.

И неожиданно я узнаю в этой женщине свою собственную мать. Меня ох-ватывает ужас. Я снова пытаюсь закричать и…