— Твои милые зверушки капризничают. — Жутких дэймнов Младших Владык кронпринцесса откровенно недолюбливала и не понимала, зачем кузина с ними возится.
— Они изменились. — Лицо Руты страдальчески сморщилось. — Гроза меня еще слушает, а вот остальные. В них исчезло…, - девушка мучительно подбирала подходящие слова, — прежнее обожание и преклонение. — Острый подбородок предательски задрожал. — Кажется, они ждут чего-то. — Голова склонилась еще ниже и Рута еле слышно прошептала. — Или кого-то.
— И после такого ты все еще не веришь? — В голосе Иммы удивление смешалось с досадой. — Твои сомнения тебя погубят.
— Кто начинает с сомнения, закончит уверенностью, — наставительно заметила Рута. Ее слабость была мимолетной и когда она подняла голову и посмотрела на подругу, взгляд зеленых глаз обрел прежнюю нежную твердость. — Ты слишком нетерпелива милая. Всему можно найти объяснения. Сейчас весна и у корокотт, — она смущенно опустила глаза, — ну ты понимаешь.
— Твои корокотты облизывали тебя с ног до головы в независимости от того, течка у них или нет. — Щеки Руты вспыхнули багровым румянцем. Имма фыркнула и отвернулась.
— Мама в последнее время сама не своя. — Великая Дочь помедлила и неохотно выдавила. — Ты спрашивала о том, часто ли она упоминает о Младших Владыках? — Имма затаила дыхание. — Лишь изредка и неохотно.
Кронпринцесса не сумела сдержать вздох разочарования. От огорчения она до боли прикусила нижнюю губу.
Рута подняла руку и снова пригладила растрепанные волосы. — Но матушка постоянно о них думает. Когда ей кажется, что ни кто не видит, она косится на пустой яшмовый трон. И глядит на него с горечью и печалью. Гонимые члены Братства, несмотря на их высокомерное отношение к зеленым, всегда находили пристанище и защиту в Доме Милосердия. И все в Торнии знают об этом. Мама спасла корокотт, хотя до сих пор боится их до жути. — Голос рыжеволосой девушки звучал все глуше. — И еще она постоянно посещает Красную Усыпальницу. Точнее только одну гробницу. — Зеленые глаза заблестели соленой влагой. — И я давно уже знаю, чья она.
1328 г. от Прихода Триединых Граница Торнии и Элурского Альянса
«Как снопы пшеницы
Косит меч булатный
Фирды поредели
То Анудэ в радость.
Битва завершилась
И тела элуров
Покрывают землю
Саваном кровавым…».
Энунд Храфнасон «Драпа о Лоуганге Сладкое Жало»
Высокий купол палатки был окрашен лунным светом, который ниже целиком выпивался ночной мглой. Завыл ветер и боковое полотнище гулко хлопнуло. Эдмунд открыл глаза. Жуткая усталость, подкосившая его перед фирдхерой, бесследно прошла. Он глубоко вздохнул. Пахло дымом и дубленой кожей. Глухое рычание подсказало, что Ярость рядом. Колючий язык облизал его ладонь, больше исцарапав, чем приласкав. — Я в порядке девочка.
— Очнулся, — хриплый женский голос прозвучал неожиданно близко. — Давно пора, а то возись тут с тобой. — Горловой смешок кольнул слух неуместностью. — Хорошо, что твоя зверюга умнее, чем кажется и позволила отнести тебя сюда. И еще ей хватает мозгов не высовываться отсюда. Мои соплеменники не привыкли видеть корокотт так близко и потому нервничают.
Эдмунд повернул голову и увидел фирдхеру, которая сидела на корточках напротив. Небольшая жаровня освещала высокий лоб и распущенные белокурые волосы. Без кольчуги и шлема Леона выглядела скорее домашней матроной, чем грозной воительницей. Однако суровые складки в уголках рта и холодный взгляд темных глаз быстро приводили в чувства.
Эдвин лежал неподвижно, хотя длинная шерсть подстилки щекотала спину. — Без моего приказа она не нападет. Но пусть твои люди постараются унять страх. Ярость чувствует его и для нее он желаннее, чем кусок свежего мяса.
— Тогда пусть сдохнет с голоду, — процедила Леона. — И запомни, дети Анудэ не боятся твоих корокотт. — Карие глаза внимательно изучали лежавшего на медвежьей шкуре юношу. Закутанный в сшитое из кожаных лоскутов покрывало, он напоминал великовозрастного младенца.
— Жарко тут у вас. — Эдмунд привстал и тут же покраснел и опустился обратно. Он лежал абсолютно обнаженный, не считая повязки, что стягивала ему грудь.
— Где моя одежда? — В нем нарастало раздражение. — И почему меня раздели?
— Если ты говоришь про те лохмотья, что были на тебе, то я приказала их выбросить — Леону, кажется, веселило его замешательство. — Их снял сын Гибне, когда осматривал твою рану.
Читать дальше