Катарина Керр - Дни изгнания

– Ну да. – Его улыбка увяла. – Родри, с тобой все в порядке? Ты такой бледный!

– Правда? Нет, все нормально. Я просто… Мне просто снились странные сны, вот и все. Поеду-ка я, пожалуй, в табун. Чувствую себя последним дураком – должен работать, а сам сплю!

Но, разумеется, поехал он не в табун, а назад к тем ивам и лещинам, и нисколько не раскаивался, что солгал Гавантару. Она уже дожидалась его, сидя на берегу речки и расчесывая пальцами длинные синие волосы. Он спешился и начал расседлывать коня.

– Ты ведь не сказал старику, нет? – спросила она.

– Не сказал. Он все равно уехал на несколько дней.

Со смешком она сверкнула, как солнечный зайчик, исчезла и вновь появилась, но уже рядом с ним.

– Так останься со мной, пока он не вернется!

– Не могу. Завтра моя очередь ехать с табуном. Понимаешь, мы должны переходить с ним с места на место, чтобы коням хватало травы.

Озадаченно нахмурившись, она обвила руками, нежными и невесомыми, как шелк, его шею. Родри поцеловал ее и тут же почувствовал, что она обретает вес.

– Посмотри, здесь полно еды для твоего коня!

– Для моего – да, но у нас в лагере много других лошадей.

– Ты теперь не из старших братьев. Тебе не удивительно?

– А что в этом удивительного?

– Я не понимаю людей. Вы так сильно меняетесь. – Она прижалась к нему еще теснее и поцеловала его. – Давай ляжем. Тогда мы сможем пойти в какое-нибудь красивое место.

В течение нескольких следующих недель Родри сделался очень хитрым и очень ловко выкраивал время для встреч с Белой Леди. Он выполнял свою долю работ в аларе; проводил достаточно времени с Калондериэлем и другими приятелями, так что не вызывал у них никаких подозрений; и всякий раз находил очень удачные предлоги для приступов меланхолии и долгих одиноких прогулок. Иногда он замечал, что Адерин присматривается к нему, но всегда умудрялся изобразит веселье и бодрость духа и обвести старика вокруг пальца. Все были совершенно уверены, что он, с одной стороны, все еще тоскует по Джилл, а с другой – привыкает к своей новой жизни. Да и в самом деле, превратиться из одного из самых могущественных людей западной границы в просто еще одного человека из Народа, да еще и не иметь ни одного коня при этом – событие, могущее повергнуть в уныние любого. Так что правды никто не подозревал. Никому и в голову не могло прийти, что его тяга к Белой Леди стала сильнее, чем тяга какой-нибудь девки из борделя в Керморе к трубке с опиумом.

Надо признать, что и Белая Леди тянулась к нему не меньше. Всякий раз, как он уходил, она умоляла его остаться. Сколько бы он ни объяснял, что ему необходима крыша над головой и еда, она не понимала. Если Родри предлагал ей пойти в лагерь вместе с ним, она приходила в бешенство, начинала пронзительно кричать и по-кошачьи вцеплялась ему в лицо. Ему непросто было объяснить Адерину происхождение царапин, и он решал порвать с ней, но наступал следующий день, и Родри снова искал возможность ускользнуть из лагеря. Она ожидала его, такая солнечная и любящая, словно они никогда не дрались. Ему казалось, что она просто забывала об этом.

В тот день она взяла его в место, которое называла «морские пещеры». Огромные аметисты, куски хрусталя размером с лошадиную голову, играющие огнем, украшали стены этих пещер, и наполняла и бирюзовая вода, прозрачная и теплая, как жидкий свет. Они вместе спустились в беспорядочные залы, в помещения с золотыми стенами, и какие-то существа говорили с ними голосами, звучащими слаще, чем арфа. Родри казалось, что они умоляют его остаться и избавить их страну от какого-то зла, но он не сумел толком понять смысла того, что они говорили. Потом существа оставляли его и Белую Леди одних, и они могли удовлетворять свою страсть. Когда, наконец, видение растаяло, Родри почувствовал себя таким изможденным, что едва мог поднять голову. Потом он ощутил дикую жажду, во рту все горело. Он с трудом поднялся на ноги, доковылял до пруда, упал на колени, опустил голову в воду и пил, пил, пока не напился досыта. Она села рядом с ним и погладила его потный лоб бледной, прохладной рукой.

– Солнце на востоке, – сказал он наконец. – Наверное, все еще утро, но мне кажется, что мы провели там очень много времени.

– Что? Я не понимаю.

– Я говорю, как странно течет время. Кажется, что прошли дни, а между тем вряд ли прошло больше нескольких часов.

Она уставилась на него, сузив глаза и слегка приоткрыв рот.

– О, не думай об этом, любовь моя. Это не имеет значения.