Катарина Керр - Дни изгнания

– Это пройдет. Ты думай о своем правлении, как о лихорадке. Она проходит, когда здоровье возвращается.

– Хорошо бы. Может, мне нужно какое-нибудь укрепляющее зелье?

Они обменялись улыбками. Хоть они и были только наполовину братьями, сходство было разительным, за исключением цвета волос.

Волосы Саламандра были пепельно-русыми, а Родри – темными, но у обоих сильно выступала вперед челюсть, и глаза были посажены одинаково глубоко, а заостренные уши выдавали в них полукровок.

– Между прочим, где Джилл? – Саламандр перестал суетиться у костра и сел рядом с Родри.

– Не знаю. Где-то медитирует, или чем вы там, колдуны, занимаетесь.

– Неужели я слышу кислую нотку, которая искажает твои сладкие интонации? Задетое самолюбие, уязвление – не знаю, существует ли такое слово – некую зависть или обиду на то, что мы владеем таким необходимым мастерством, или же…

– Попридержи язык, болтливый ублюдок!

– Ага, я был прав. Точно, точно.

В эту минуту у костра появилась Джилл. Они расположились у небольшой рощицы, и в неверном свете костра Родри показалось, что она материализовалась прямо из деревьев, как это делает дикий народец.

– Вы оба испугались, как пара пойманных грабителей. Обо мне говорили?

– А что, у тебя горели уши? – с ухмылкой спросил Саламандр. – Вообще-то мы просто удивлялись, куда ты пропала, и вот – ответ на вопрос получен, проблема разрешилась. Иди, присядь.

Слегка улыбнувшись, Джилл села.

– Завтра мы должны прийти к разрушенному дану, – сказала она. – Там встретимся с остальными. Ты помнишь это место, Родри? Люди лорда Корбина пытались поймать тебя там в ловушку во время мятежа.

– О, боги, это было так давно, но я помню это, конечно, и этот дан всегда будет дорог моему сердцу, потому что именно там я впервые увидел тебя.

– Ты такой же болтун, как твой никчемный братец? – Она встала и бесшумно исчезла в рощице.

Родри поморщился и уставился на огонь.

– Я думаю, о брат мой, ты кое-чего не понимаешь. – Саламандр сделал драматическую паузу. – Джилл теперь не твоя. Собственно, и не моя, ибо я признаю что в моей жизни тоже было время, когда я безумно любил ее – позволь мне поспешно добавить, что совершенно безответно, она отвергла меня холодно и жестоко, разбив мое сердце и разрушив все надежды.

– О. И кто же, в таком случае, счастливец?

– Не «кто», о воплощенная ревность! «Что». Двеомер. Некоторых людей он забирает без остатка. Почему, во имя бога небесного, она покинула тебя, как ты считаешь? Потому что любовь к двеомеру – это сердечные муки, куда более сильные, чем вожделение или даже душевные порывы, часто побеждающие похоть.

Родри и Джилл расстались так давно, что он уже не помнил подробностей, зато хорошо помнил, как горько ему тогда было.

– Я не понимал тогда и не понимаю сейчас, и будь оно проклято, если я хочу это понять.

– Тогда мне нечего сказать, правда? Но предупреждаю тебя, не вздумай снова влюбиться в нее.

Родри пожал плечами, подумав, не слишком ли тот опоздал со своим предупреждением.

Утром они вброд перешли И Брог, и населенные земли остались позади. Весь день скакали они через невспаханные равнины. Кое-где встречались рощи и маленькие ручейки. На ночь расположились среди зеленой пустоши. Но рано утром Родри увидел на горизонте разрушенную башню, такую же одинокую, как пирамида из камней на могиле воина – впрочем, предположил он, она тоже могла быть таким памятником.

– Этот дан пал от чьего-нибудь меча?

– Представления не имею, – сказала Джилл. – Калондериэль, должно быть, знает.

Эльф, о котором шла речь, старый друг и воинский начальник своего народа, уже ждал их у пролома в наружной стене – когда-то его закрывали деревянные ворота. Сначала они увидели его коня – великолепное животное золотистой масти с серебряными гривой и хвостом, которое неспешно щипало траву. Сам Калондериэль лениво бродил по внутреннему дворику, заросшему травой. Брох, весь увитый плющом, почти не был виден. Предводитель был высок и строен, как и весь его народ, с темно-багровыми, по-кошачьи узкими глазами, волосами цвета лунного луча и, разумеется, длинными и заостренными на манер морской раковины ушами.

– Наконец-то вы здесь! – пропел он по-дэверрийски. – Я уж решил, что Саламандр пропал сам и потерял всех вас.

– Будь любезен, избавь меня от скрытых оскорблений. – Саламандр отвесил шутовской поклон. – Если ты так худо думаешь обо мне, тебе следует поговорить с моим отцом. Кстати, а где сам достопочтенный родитель? Я-то думал, он просто жаждет взглянуть на своего второго сына!