Александр Зорич - Ты победил

– Ты-то понимаешь что здесь происходит?

– Да, но уже один.

«А-а-а, змеиная кровь», – выругался Эгин и прыгнул. Там, куда советовал ему отойти незнакомец, не было ничего. По крайней мере, ничего опасного с точки зрения аррума. В конце концов, лучше выглядеть придурком-попрыгунчиком, чем покойником.

Он успел. Потому что второй выползок в этот момент как раз вырвался на поверхность в подмогу первому и пустоты под Кедровой Усадьбой поприбавилось. Поприбавилось ровно на столько, чтобы господский дом с оглушительным треском пополз вниз, под землю, в пустоту. Он накренился, словно тонущий корабль, и прекрасная перевязь бревен, гордость рода Гутуланов, не выдержала. Смотровая площадка башни сорвалась со своих крепежных скоб и, встав вертикально, устремилась вниз, к земле, разваливаясь от ударов о стены башни и крышу дома.

Восемь, девять, десять, двенадцать мертвящих деревянных перстов вонзились в землю, расшвыривая комья суглинка, калеча хрупкие флигеля и обдирая слизистую кожу выползка. Одно из бревен вошло в землю ровно там, где мгновение назад стоял Эгин. А второе упало поперек, в двух ладонях перед кончиком его заледеневшего от ужаса носа.

Кедровая Усадьба успела уже основательно прогореть изнутри и теперь, проваливаясь в неожиданно отверзающуюся под ней бездну, разваливалась на глазах. Но самым главным было то, что недосягаемые прежде окна гостевого зала теперь находились всего лишь в трех четвертях человеческого роста от земли.

Коря себя за опрометчивость, Эгин без раздумий бросился к окнам, попутно успевая отметить появление на поверхности второго выползка, а равно и отвратительные хрустящие, чавкающие, всасывающие звуки резни между нежитью и сомнительнейшей житью на противоположной стороне двора.

Да, странные дела творятся под Солнцем Предвечным. Эгин покинул гостевой зал в полной уверенности, что вернется в него с победой, разогнав чернь и водворив повсеместную справедливость.

Вместо этого он прыгнул в проклятый оконный проем как затравленный заяц. Эгин перескакивал по расползающимся бревнам перекошенного пола, над головой трещали перекрытия, а арруму оставалось лишь шипеть под нос сдавленные проклятия. Потому что разобрать в таком бардаке удавалось совсем немногое. И хотя несколько ламп на стенах все еще давали свет, в изменившемся антураже проку от него почти не было.

Пребывая в уверенности, что прямо сейчас, незамедлительно, дом провалится в леденящую хуммерову бездну, Эгин бегло осмотрел гостевой зал полностью и убедился, что в нем нет никого живого. Если не считать окровавленного и, к удивлению Эгина, все еще сипящего нечто совершенно нечленораздельное Круста Гутулана. В его пробитом горле едва слышно клокотала кровь. «Живучий, однако», – цинично подумал Эгин. Ему было не до жалости.

– Ты меня слышишь?! – гаркнул Эгин безо всяких церемоний прямо в ухо Крусту.

Он не ожидал ответа. И все-таки получил его. Круст перестал сипеть. Зрачки в его открытых глазах шевельнулись и скосились в сторону аррума. Губы Круста разошлись и на них неслышно прошелестело одно-единственное слово.

– Мед, – с усилием повторил Круст и закрыл глаза.

«Захватывающие разговорчики у них здесь на Медовом Берегу», – подумал Эгин и поднялся в полный рост.

Он едва успел сообразить, что на столе, съехавшем по наклонному полу до стены, не хватает Сорго, которому приличествовало бы до сих пор находиться в полном бесчувствии после умиротворяющего удара его меча, когда под землей раздался протяжный хрякающий звук и история повторилась. Дом просел еще глубже. Эгину досталось по голове стремительно налетевшим сверху потолком.

Повстречавшись наконец с убегающим полом, аррум рывком обернулся к окну и с ужасом увидел, что никакого окна, собственно, не осталось. Теперь окно стало дверью в подземный мир. И этот мир в виде фиолетовых пятен на коже выползка проплывал мимо. Только сейчас, находясь на расстоянии десяти локтей от твари, Эгин разглядел множество не то бугорков, не то отростков на глянцевитой лоснящейся коже – небольших, размером с навершие на рукояти меча, но удивительно подвижных, подрагивающих, живущих своей собственной загадочной жизнью.

Любой не то что аррум, а даже эрм-саванн Свода понимает, что если смертельная опасность собирается пройти мимо, оставив тебя без внимания, значит не нужно ей в этом мешать. Пусть идет мимо.

Понимал это и Эгин. Но уж слишком велик был искус узнать как этой твари (в дружелюбие которой верилось все меньше и меньше) понравится вкус стали. Уязвима ли она, например, для его «облачного» клинка?