Елизавета Тьма: Господин Вечности [СИ]

Завоеватель весело захохотал, согласно кивая и жестом показывая, что я его раскусил.

Дедов тренировочный карман находился на базе за городом. Огороженное пространство почти не охранялось, но посмотрел бы я на того, кто сюда полезет…

Перед сейфовой дверью три на три метра и метр толщиной, дед преобразился до второй стадии трансформации и предложил пойти с лёгким огнестрелом. Согласившись, я выбрал пару "Протеев" — крупноколиберных пистолетов имперского производства. Навернул на них глушители и взял десяток запасных обойм. Преобразиться смог только до первой стадии. Дедушка тоже взял два пистолета и ещё снайперку. Открыв дверь, мы ступили под свет чёрного солнца в багровом небе. Хищная растительность сразу же потянулась к живой плоти, но наткнулась на броню доспеха, которую не смогла пробить своими ядовитыми шипами. Вдохнув острый, пряный воздух, я оскалился. Мне здесь уже нравится!

…Вышли, или, скорее, вывалились из "Ада" мы уже ночью. На часах почти три утра. Расстреляв все обоймы, успели и мечами воспользоваться не раз, оба легко раненые, побитые, азартно преследовавшие инфернальных тварей, и с тем же азартом от них удиравшие. Перемазанные в крови, грязи. Искренне довольные жизнью.

— Это было круто! — признал я, ложась прямо на пол под дверью. Вторая стадия трансформации сползала с кожи медленно, мучительно-больно. Зудели и ныли раны, в которые попал яд. Свет крови был почти не заметен, только если хорошо приглядеться. А, ладно, всё равно придётся всё рассказывать деду, как есть. — И тренировка действительно зверская. Как раз для выживания, а не для разминки.

— Давай поднимайся! — потребовал дедушка, закрывая массивную дверь. — Противоядье принять надо, а то лихорадка будет обеспечена. Мать опять истерику мне закатит…

— Да, мама может! — признал я, отдирая себя от пола.

В углу стоял столик со всем необходимым и два кресла. Нажав кнопку, поставил чайник кипятиться. Рассыпал по кружкам заранее подготовленное противоядие — растворимый порошок. Через минуту залил горячей водой. Упал в одно их кресел, вытянув ноги. Во втором уже сидел дедушка. Некоторое время мы цедили горьковатый, но, в принципе, терпимый напиток молча. Потом дед спросил:

— Так что же у тебя случилось, малыш?

Со вздохом отставив кружку, я медленно ответил:

— Кое-что… нехорошее. Я, наверное, тот ещё дятел… — и сжато, без лишних деталей, изложил дедушке историю с Литой.

Предок слушал молча. И некоторое время ещё размышлял, прежде чем заговорить:

— А ты умнее меня, малыш. Я не смог вовремя порвать с нелюбимой женщиной. Убивать в итоге мать своих детей, это… не самое лучшее, что можно сделать.

— Ты… ты что, убил бабушку Зарину?! — не поверил своим ушам я.

Дед опустил голову. Глухо ответил:

— У меня не было выбора. Райд маленький был, ничего не помнит. Дар кое-что помнит. Именно поэтому он до сих пор холост. Малыш, только я, ты, и Кордан знают о том, что смерть императрицы — дело рук императора. Тебе придётся молчать. Ради отца…

— Я не дурак, — раздражённо бросил в ответ.

— Именно потому я выбрал тебя наследником, — произнёс дед. — Тебя, а не твоих братьев, отца или дядю. Верховный должен быть беспредельно умён. А поскольку для верховного нет никаких внешних границ и законов… границы и законы должны быть внутри. Нерушимые законы чести и совести. И великая сила духа. Ты обладаешь всеми этими качествами, малыш. А чего не хватает — доберёшь со временем.

Завоеватель говорил, а мне хотелось завыть. Никакой свободы у меня нет и никогда не было. Всё — иллюзия!

— Не хочу я, деда… — безнадёжно вздохнул я.

Дед потянулся через стол, провёл рукой по моей голове, погладив как ребёнка. Ободряюще сжал рукой плечо. Седой, но ещё совсем не старый тёмный смотрел с пониманием и сочувствием.

— Ты не слышал, какую истерику я закатил своему отцу, когда он надела на меня Старший венец, запечатлевая образ. Да мы разругались тогда чуть не до мордобоя. Я тебя отлично понимаю, малыш. Но и ты меня пойми…

— Знаю, — серьёзно ответил я, глядя предку в глаза. — Всё я знаю. Просто боюсь.

— Как и я, — признался дедушка, ответив мне прямым и открытым взглядом.

— Ты? — я позволил себе усмешку. — Не верю.

— Напрасно, — предок откинулся в кресле и снова глотнул из кружки свою горькую гадость. — Знаешь, как страшно с тобой спорить? Каждый раз опасаюсь не сдержаться и выпороть тебя ремнём.

— Да брось! — фыркнул я. — Ты опасаешься, что однажды я тебе морду набью, а не ты мне.