Р. Бэккер - Воин кровавых времен

Все, что я рассказал вам, — это факты, внесенные в анналы людей и нелюдей. Но это вовсе не история о предотвращении чудовищного рока, как вы могли подумать, — о нет! Хоть Мог-Фарау и был сражен на равнине Менгедда, его проклятые служители собрали то, что от него осталось. И именно поэтому, великие лорды, мы, адепты Завета, появляемся при ваших дворах и входим в ваши чертоги. Именно поэтому мы терпим ваши насмешки. Две тысячи лет Консульт продолжал свои нечестивые труды, две тысячи лет они изучали, как возродить Не-бога. Считайте нас сумасшедшими, зовите нас дураками, но это ваших жен и детей мы стремимся защитить. Три Моря — вот о ком мы заботимся!

Потому я и пришел к вам сейчас. Задумайтесь над моими словами, ибо я знаю, о чем говорю!

Эти существа, шпионы-оборотни, не имеют никакого отношения к кишаурим. Утверждая это, вы поступаете так же, как делают все люди, столкнувшись с Неведомым: вы втаскиваете его в круг того, что знаете. Вы нарядили нового врага в одежду старого. Но эти существа родом из незапамятных времен! Подумайте о том, что мы видели несколько мгновений назад! Эти шпионы-оборотни — за пределами вашего искусства и круга познаний, даже за пределами познаний кишаурим, которых вы боитесь и ненавидите.

Они — агенты Консульта, и само их существование предвещает беду! Лишь глубокие познания в Текне могли породить на свет подобную непристойность, познания, что обещают возрождение Мог-Фарау…

Нужно ли мне объяснять, что это означает?

Мы, адепты Завета, видим во сне конец древнего мира. И среди этих снов есть один, приносящий нам больше страданий, чем любой иной: сон о смерти Кельмомаса, Верховного короля Куниюрии, на полях Эленеота.

Ахкеймион сделал паузу, осознав, что ему не хватает воздуха, и добавил:

— Анасуримбора Кельмомаса.

По залу прокатился встревоженный шорох. Кто-то что-то пробормотал по-айнонски.

— И в этом сне, — продолжал Ахкеймион, возвысив голос до крещендо, — Кельмомас изрек великое пророчество. Не горюйте, сказал он, ибо Анасуримбор вернется в конце мира…

— Анасуримбор! — воскликнул он, как если бы это имя несло в себе ответ на все вопросы.

Голос его прокатился по залу, эхом отразившись от древних стен.

— Анасуримбор вернется в конце мира. И он вернулся. И сейчас, пока мы говорим, он умирает! Анасуримбор Келлхус, человек, которого вы приговорили к смерти, — это тот, кого мы, адепты Завета, зовем Предвестником, живым знаком конца времен. Он — наша единственная надежда!

Ахкеймион обвел взглядом ярусы, опуская раскрытые ладони.

— И сейчас вам, вождям Священного воинства, пора спросить себя — что же поставлено на карту? Вы думаете, что обречены сами, но ваши жены и дети в безопасности… Настолько ли вы уверены, что этот человек — всего лишь тот, кем вы его считаете? Откуда проистекает такая уверенность? Из мудрости? Или из отчаяния? Желаете ли вы рискнуть всем миром, чтобы увидеть, к чему приведет ваш фанатизм?

Голос его смолк, и в зале воцарилось тяжкое, свинцовое молчание. Казалось, будто каменные лики стен и стеклянные глаза окон смотрят на него. Несколько долгих мгновений никто не смел заговорить, и Ахкеймион с испугом и удивлением осознал, что ему действительно удалось достучаться до них. Наконец-то они слушали его сердцем!

«Они поверили!»

А потом Икурей Конфас принялся топать и хлопать себя по бедрам, восклицая: «Хуссаа! Ху-ху-хуссаа!» С ярусов к нему присоединился генерал Сомпас: «Хуссаа! Ху-ху-хуссаа!»

Насмешка — одобрительное восклицание, которое у нансурцев заменяет аплодисменты. Смех — сперва нерешительный, но потом все более громкий, раскатившийся по всему залу.

Предводители Священного воинства сделали свой выбор.

Великий магистр Багряных Шпилей сделал два шага по направлению к ним; его темно-красное одеяние мерцало на солнце.

— Отдайте его, — мрачно произнес он.

— Сарцелл! — взревел Инхейри Готиан, вскинув левую руку с зажатой в ней хорой. — Убей его! Убей лжепророка!

Но Найюр уже кинулся к дереву. Он развернулся, на несколько шагов опередив рыцаря, и принял боевую стойку. «Все, что угодно… Любое унижение. Любая цена!» Сарцелл опустил меч и раскинул руки, словно собираясь заключить скюльвенда в дружеские объятия. Позади бурлила и гудела толпа. Рев все нарастал. Улыбаясь, рыцарь-командор шагнул к Найюру, остановившись на том расстоянии, откуда еще нельзя было нанести внезапный удар.

— Мы с тобой поклоняемся одному и тому же богу. Ветер стих, и стало необычайно жарко. Найюру почудился запах гниющей плоти — запах, смешанный с горьковатым ароматом эвкалиптовых листьев. «Серве…»