Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»
4111 год Бивня, конец весны, провинция Ансерка
В течение первых дней пути повсюду царило замешательство и неразбериха, особенно на закате, когда айнрити рассыпались по полям и склонам холмов, чтобы встать лагерем на ночь. Пару раз Ахкеймиону не удавалось разыскать Ксинема, но он настолько уставал, что ставил палатку рядом с незнакомыми людьми. Однако, когда конрийцы привыкли осознавать себя войском, привычка вкупе с грузом обязанностей привела к тому, что лагерь каждый вечер принимал более-менее приличный вид. Вскоре Ахкеймион обнаружил, что делит пищу и шутливые беседы не только с Ксинемом и его старшими офицерами, Ириссом, Динхазом и Зенкаппой, но еще и с Келлхусом, Серве и Найюром. Дважды их навещал Пройас — для Ахкеймиона это были нелегкие вечера, — но обычно наследный принц вызывал Ксинема, Келлхуса и Найюра к себе в шатер, либо на службу, либо для вечернего совета с другими великими лордами, входившими в состав конрийского войска.
В результате Ахкеймион частенько оставался в обществе Ирисса, Динхаза и Зенкаппы. Компания из них была ужасная, особенно в присутствии такой красивой и застенчивой женщины, как Серве. Но вскоре Ахкеймион начал ценить эти ночи — по сравнению с днями, когда ему приходилось идти рядом с Келлхусом. Тут была нерешительность мужчин, сошедшихся без традиционных посредников, а затем — бурный дружелюбный разговор, как будто они одновременно и поражались, и радовались тому, что говорят на одном языке. Это напоминало Ахкеймиону, какое облегчение испытывал он и его товарищи детства, когда их старших братьев звали в лодки или на берег. Ахкеймион вполне способен был понять это товарищество душ, пребывающих в чужой тени. Кажется, с тех пор как покинул Момемн, он испытывал редкие мгновения покоя лишь в обществе этих людей, хоть они и считали его проклятым.
Однажды ночью Ксинем забрал Келлхуса и Серве к Пройасу на отмечание Веникаты, айнритийского религиозного праздника. Ирисе и прочие через некоторое время разошлись, вернувшись к своим подразделениям, и Ахкеймион впервые остался наедине со скюльвендом, Найюром урс Скиоатой, последним из утемотов.
Хотя они уже не первую ночь проводили у одного костра, Ахкеймиону до сих пор делалось не по себе в присутствии этого варвара. Иногда, когда Ахкеймион замечал его краем глаза, У него перехватывало дыхание. Найюр, подобно Келлхусу, был призраком из его снов, кем-то, пришедшим из очень ненадежного, коварного края. А если добавить к этому еще и руки, покрытые множеством шрамов, и хору, засунутую за пояс с железными бляхами…
Но все-таки у Ахкеймиона было к нему множество вопросов. По большей части о Келлхусе, но еще и о шранках, появляющихся на севере тех земель, которыми владело его племя. Ему даже хотелось спросить скюльвенда насчет Серве: все заметили, что она без памяти влюблена в Келлхуса, но спать отправляется с Найюром. В те разы, когда эти трое уходили от костра раньше прочих, Ахкеймион видел огонь в глазах Ирисса и остальных офицеров, хотя пока что они не делились друг с другом своими соображениями. Когда Ахкеймион задал этот вопрос Келлхусу, тот просто пожал плечами и сказал: «Она — его добыча».
Некоторое время Ахкеймион и Найюр изо всех сил старались не замечать друг друга. Откуда-то из темноты доносились возгласы и крики, и вокруг костров теснились неясные фигуры празднующих. Некоторые подолгу смотрели в их сторону, но большинство не обращало на них внимания.
Проводив хмурым взглядом шумную компанию конрийских рыцарей, Ахкеймион наконец повернулся к Найюру и спросил:
— Думаю, мы язычники, — а, скюльвенд?
На некоторое время у костра воцарилась неловкая тишина: Найюр продолжал обгладывать кость. Ахкеймион потягивал вино и старался придумать благовидный предлог, чтобы удалиться в палатку. Ну что можно сказать скюльвенду?
— Так ты его учишь, — внезапно произнес Найюр, сплюнув хрящ в костер.
Его глаза поблескивали в тени густых бровей, взгляд был устремлен в огонь.
— Да,- отозвался Ахкеймион.
— Он сказал тебе, зачем?
Ахкеймион пожал плечами.
— Он ищет знаний Трех Морей… А почему ты спрашиваешь?
Но скюльвенд уже вставал, вытирая жирные пальцы о штаны и выпрямляясь во весь свой огромный рост. Не сказав ни слова, он исчез в темноте, оставив сбитого с толку Ахкеймиона у костра. Короче говоря, варвар никаким образом не желал его признавать.
Ахкеймион решил упомянуть об этом происшествии при Келлхусе, когда тот вернется, но быстро позабыл о нем. По сравнению с терзавшими его страхами скверные манеры и загадочные вопросы, в общем-то, были пустяком.
Читать дальше