Он спустился на равнины — к смертным, о которых знал лишь по рассказам старших, и с удивлением обнаружил, что трагедия, разыгравшаяся высоко в горах, здесь никого не волнует. Эти дикари больше сожалели о гибели Пантеона — пришельцы успели обзавестись сторонниками и последователями, сколотить разрозненные племена подобие единой страны, даже научить кое-чему из того, что умели сами.
По меркам своего народа, антрацитовый дракон был слабым ребенком — гибким и ловким, но субтильным и немощным, даже Дикая магия подчинялась ему с трудом, зачастую просто игнорируя его просьбы.
Но это было там, в горах. Здесь же, на равнинах, он был здоровенной двухметровой рептилией, с практически непробиваемой чешуей, огненным дыханием снежно-белого цвета, длинными острыми когтями, режущими стальные доспехи как бумажные… и разрушительной мощью Дикой магии, пусть и отзывающейся через раз.
И видя, как убийцам его народа продолжают строить храмы, молиться и надеяться на возвращение… ну, он ведь уже упоминал, что немного повредился рассудком, оставшись единственным живым на кладбище?
Следующее столетие он посвятил выкорчевыванию из сознания смертных самой памяти о Пантеоне. Горели города и армии, огромные величественные храмы стирались в порошок и любой житель равнин, посмевший в открытую поклоняться мертвым богам, мог в один прекрасный день обратится в пепел белоснежным огнем другого, ЖИВОГО бога.
И вот, настал день, когда Пантеон ушел в прошлое.
И ничего не изменилось. Черный дракон, почти сотню лет посвятивший уничтожению ненавистного культа, добился своей цели — но по-прежнему оставался последним в своем роде.
Никогда больше драконьи крылья не поднимут в небеса массивное тело, никогда больше довольный рев хищника, загнавшего добычу, не прогремит среди гор, провоцируя лавины и обвалы… и никогда больше тишину пещер не разгонит тихий треск скорлупы, с которым крохотное беспомощное создание совершит свой первый незаметный подвиг, пробивая дорогу к жизни.
Он твердил себе, отгоняя мысли о самоубийстве, что пока он жив — жив и его народ. Твердил… и в глубине души знал, что это ложь. Драконье племя мертво, а его последний представитель, жалкий бескрылый инвалид — лишь памятник былому величию.
Ответ на вопрос «Что дальше?», как бы странно это не звучало, подсказали ему смертные, которых он уже привык воспринимать как букашек под лапами, в лучшем случае — говорящих игрушек, а то и вовсе — пищей, когда не нашлось ничего повкуснее.
Один безумный волшебник, из этих, с длинными ушами (как узнал чуть позже, этот вид имел самоназвание «эльфы») создал существо, которое назвал «химерой» — довольно отвратительное создание, собранное из частей тел нескольких животных. Заинтересовавшись, дракон, прежде чем убить, расспросил мага о его творении… и резко передумал проливать кровь.
Ведь если можно скрестить змею и льва, передать какие-либо особенности одного организма другому, то, возможно (только возможно!) ему удастся возродить свой народ?.. Постепенно, поколение за поколением меняя смертных, вывести своего дракона… или что-то, хотя бы похожее на него.
Это дало ему Цель, дало Путь.
Стоило только немного приглядеться, и оказалось, что равнинники, эти жалкие создания, так презираемые его сородичами, знают об этом мире и умеют гораздо больше, чем драконы, век от века полагающиеся на свою врожденную мощь, устоять перед которой не могла ни одна проблема.
Слабые, хрупкие, такие недолговечные… они строили огромные города, возводили замки, которые не вдруг и сломаешь… то, что они не могли сделать в одиночку, они делали сообща, строя потрясающие своим масштабом социальные конструкции, совершенно дикие для драконов-одиночек. Смешно сказать — даже в магии они понимали больше, чем молодой дракон, которого не успели научить всему необходимому его родители.
И безымянный дракон, не успевший вырасти достаточно, чтобы ему дали настоящее «взрослое» имя, начал учиться. Еще бы учителей не приходилось отлавливать и заставлять делиться знаниями под страхом смерти….
Следующие полсотни лет прошли для него под знаменем «узнай, как живут смертные».
Он пришел к парадоксальному выводу: их сила заключалась в их слабости, а слабость его собственного народа — в его силе.
…Это было бы смешно, если бы не было так грустно.
Смертные еще не успели забыть годы, когда черный неуязвимый дракон выжигал дотла города и страны, посмевшие поклонятся Пантеону. Они звали его Черной Смертью, Ёрмунгандом из рассказов своих мертвых богов. Как оказалось, кое-где ему даже поклонялись, жертвы какие-то приносили…
Читать дальше