Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]

— Унки-и! — закричал Бохт, бросаясь на лестницу, но тут же наткнулся на угол крупного куска потолка. — Унки-и-и! Бра-а-ат…

Битва перекинулась уже на третий этаж. Получив надежный тыл из свалившейся стены и провалившегося потолка, брезды успешно делали то, что они любили больше всего. Десятки трупов устилали полы ледяных комнат. Они лежали вповалку один на другом. У дверей и иных проемов убитые обеих сторон образовывали целые завалы, через которые было сложно перебираться.

Вдруг над крепостью разнеслось "дву-у-у-н". Труба неистово ревела, разнося свое слово далеко над обеими долинами гряды.

— Скоро помощь к ним придет! — говорил между ударами топора Лоден.

— Не уйдем. Не бросим, — прохрипел Кломм. Было видно, что он сильно устал.

Приземистая башенка была отвоевана у гарнизона и сражение происходило теперь на лестничных пролетах в стене.

— Врата стерегите! — раздался зычный голос Гедагта.

— Не знает усталости, — восхитился Кломм. Именно этой своей неутомимостью в бою и выделялся Гедагт среди остальных брездов. — Передышка нам нужна, боор! — крикнул он. — Сменять бы друг друга!

Гедагт оглянулся на его крик. Весь он был красным от крови. И на этом фоне глаза его горели недобрым огнем. Даже вид его пугал врагов. Нанеся еще несколько ударов, боор вдруг покинул битву.

— Чего говоришь-то? — подошел он к Кломму.

— Беречь силы надо. На помощь они позвали. Торопимся мы. Сменяться надо.

Несколько мгновений Гедагт что-то прикидывал и согласно кивнул головой:

— Проходы становятся узкими. Там и одного нашего хватит. Так и сделаем, как ты говоришь.

Отряд или то, что от него осталось, был разделен на четыре части. Две из них остались в резерве, а еще две были поставлены так, что одна нападала, а другая прикрывала тыл всего отряда.

— Врата бросить надобно, — подбежал к боору воин-холкун с большой седой бородой. — Не удержим все сразу, боор.

Гедагт насупил брови. Было видно, что ему почти физически больно отпускать недобитых врагов, но он сказал:

— Бросай ворота, холкуны.

— От ворот… броса-ай! — заорал холкун, убегая.

Едва врата оказались отбиты, как большая часть гарнизона бросилась бежать вниз по склону. Около четырех сотен воинов бежали, утопая в глубоком снегу. Отступление товарищей произвело на оставшихся удручающее впечатление. Некоторые из них бросали оружие и сигали со стен вниз, разбиваясь вдребезги.

Замок постепенно погружался в тишину. Лишь в дальних его концах слышался еще звон оружия, да изредка кого-нибудь вышвыривали со стен.

— Кломм, — из темноты стенного коридора неожиданно появился Гедагт. — Тех, кто стоял без дела направь на разбор завалов башни. — Мы не оставим им никого из наших.

Кломм кивнул и бросился исполнять приказ. Более того, он приказал тут же приступить к изготовлению салазок, на которых можно будет перевозить раненных и убитых к тайному ходу.

— Держаться будем здесь, пока не перетащим всех, — обратился к воинам Гедагт.

— Твердыню будем рушить, боор, — спросили его со стороны пасмасов.

— Нет. Пусть стоит. Им ловушка, нам — подмога. Али не понравилось вам брать ее? — прищурился Гедагт.

— Поверженная твердь люба поболее бабы поверженной, — проговорил кто-то из воинов и все захохотали.

— Сносите припасы. Оружие все сносите. Шкуры берите. Пригодится все нам, — напутствовал их Гедагт. Его голос был весел. Однако Лоден, стоявший рядом с ним, вдруг, с удивлением отметил, что тело боора дрожит от усталости.

Бохт, меж тем, без устали молотил топором по кускам льда, которые погребли под собой его брата. Спасателей становилось все больше и больше.

Наконец, начали извлекать изуродованные раздавленные тела. Выживших не было.

— Унки, — шептал Бохт. По лицу его катились слезы. Он снял шкуры, чтобы они не мешали ему двигаться. — Унки!

Наконец боги даровали надежду: один из вытащенных оказался живым. Помятым, но живым.

— Гри-и-ирники-и-и-и! — закричали со стен. Острые глаза дремсов издалека заметили приближение отрядов олюдоедов.

— Нас осталось пять десятков. Двадцать воинов разбирают завалы башни. Остальные поранены, но на стенах и у врат. — Кломм говорил спокойно, но всем и каждому было ясно, что долго удерживать крепость не удасться.

Мерный успокаивающий звук падающей с высоты воды, приглушенный словно бы молоком густого тумана доносился до его слуха. Пение птиц, их щебет — все это было сокрыто словно бы за тяжелым занавесом.