Роджер Желязны - Козыри судьбы

— Знаешь, это и правда грустно, — сказал он.

— Что грустно?

— Насчет магии. Что ее нет, никогда не было и, вероятно, уже не будет.

— Ну, насчет «грустно», думаю, здесь ты ошибаешься, — сказал я.

— Мир был бы во много раз интереснее.

— Ага.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Сделай одолжение, — сказал он.

— Что?

— Поставь по пути стрелки на три часа и захлопни дверь посильней.

— Непременно.

Я оставил его одного и сделал как он просил. Небо стало темнее, ветер пробирал холодом. Я дошел до угла и еще раз попытался дозвониться до Льюка, но он по-прежнему где-то шлялся.

Мы были счастливы. День стоял потрясающий. Погода была просто чудо, и все, что мы делали, получалось. Тот вечер мы провели в одной забавной компании, а после устроили себе поздний обед в очень даже приличном местечке, на которое натолкнулись чисто случайно. Мы засиделись за выпивкой, единственно что проклиная, так это день — за то, что он так быстро кончался. Затем мы решили: раз уж пошла полоса удач, то надо, чтобы она продлилась подольше. И мы поехали на другой пляж, попустынней: посидели, поплескались в воде, посмотрели на луну, понюхали ветра. Долго-долго. Затем я кое-что сделал, чего я вроде как обещал себе никогда не делать. Интересно, а Фауст думал, что прекрасное мгновение стоит души? [19]

— Идем, — сказал я, бросая пивную банку в мусорный ящик и ловя Джулию за руку. — Прогуляемся.

— Куда? — спросила она, когда я поставил ее на ноги.

— В Страну Фейери [20], — отозвался я. — Выдуманные владения стародавних времен. Эдем. Пошли.

Смеясь, она позволила взять себя за руку, и мы пошли вдоль берега туда, где пляж делался уже, поджимаемый высокими ограждениями набережной. Луна была щедра и желта, море пело мою любимую песню.

Рука в руке мы прошагали мимо утесов, где быстрый изгиб дороги увел нас от полоски песка. Я поискал глазами пещеру, которая скоро должна была нам открыться, узкую и высокую…

— Пещера, — сказал я мгновением позже. — Давай залезем.

— Там же темно.

— Ну и что, — сказал я, и мы вошли.

Лунный свет провожал нас еще шагов шесть. Но я уже заметил поворот налево.

— Сюда, — позвал я.

— Здесь темно!

— Темно. Ты просто держись за меня. Все будет нормально.

Еще пятнадцать-двадцать шагов, и справа забрезжил свет. Я вел ее к тому повороту, и дорога делалась все светлее.

— Мы заблудимся, — тихо сказала она.

— Со мной — нет.

Света прибавилось. Дорога сделала еще один поворот, и, одолев последний участок, мы вышли у подножия горы вблизи низких верхушек леса; утро было в разгаре, над деревьями стояло солнце.

Она замерла, синие глаза распахнулись.

— Здесь день! — сказала она.

— Tempus fugit [21], — ответил я. — Идем.

Некоторое время мы шли по лесу, слушая птиц и ветер, — я и темноволосая Джулия, — а затем я провел ее через каньон зеленых трав и разноцветных скал, рядом с потоком, который скоро перешел в реку.

Мы двигались вдоль реки, пока неожиданно не вышли к обрыву; река здесь срывалась вниз, разбрасывая радуги и туманы. Мы стояли, а перед нами открывалась огромная долина, и сквозь утро и прозрачную дымку мы увидели город из шпилей и куполов, позолоты и хрусталя.

— Где… мы? — спросила она.

— Просто свернули за угол, — сказал я. — Идем.

Я повел ее влево, затем вниз по тропе, которая снова вывела нас к утесу, а потом нырнула под водопад. Тени и алмазные бусины… рев, по мощи приближающийся к тишине…

Наконец мы попали в туннель, поначалу в нем было сыро, но с подъемом сырость ушла. Он вывел нас мимо открывшейся слева галереи в ночь, и — звезды, звезды, звезды… Распахнулись бесконечные дали, они сверкали невиданными созвездиями, света их было достаточно, чтобы мы отбрасывали тени на стену за нашими спинами. Она прислонилась к низкому парапету, кожа ее была из драгоценного мрамора, голова опущена вниз.

— Внизу они тоже есть, — сказала она. — И вверху и внизу! Под нами ничего, одни звезды. И по сторонам…

— Да. Здорово, правда?

Мы долго стояли так и смотрели, пока я не уговорил ее уйти и не повел по туннелю дальше.

На этот раз он привел нас к руинам античного амфитеатра под вечереющим небом. Плющ обвивал скамьи и потрескавшиеся колонны. Тут и там лежали разбитые статуи, будто сброшенные землетрясением. Весьма живописно. Я решил, что ей это понравится, и был прав. Мы свернули — посидеть и поговорить. Акустика здесь была замечательная.

Так мы шли с ней, рука в руке, по тысячам тысяч дорог под меняющими свой цвет небесами, пока не вышли к тихому озеру, где, склонившись над дальним берегом, готовилось закатиться солнце. Справа мерцало нагромождение скал. Мы добрались до небольшой прогалины, где подушками лежал мох и рос папоротник.