Тимофей Печёрин - Замок одержимого

С другой стороны… да, он нарушил обычай. Вообще почему-то забыл про него. Но и здесь Сиградд надеялся: духи предков его простят, коль поступил он как воин. Защитник слабых. Духи простят, а может даже даруют удачу на охоте. А люди… люди ничего не видели. И ни о чем не узнают.

Он ошибся. Причем в обоих случаях. Охота не задалась: добычей Сиградда стала лишь тощая косуля. А разглядеть случившееся на лесной опушке не составило труда хотя бы со сторожевой вышки на окраине селения. По крайней мере, в этот тихий день.

Тем более что дежурить на вышке, окрестности обозревая, на сей раз выпало молодому зоркому Гауку. Среди Барсов он считался самым метким лучником. И потому завидовал что Сиградду, что остальным собратьям по клану, коль вынужден был терять столь благоприятный для охоты день.

Но главное: Гаук тоже подбивал клинья к красавице Луте. И то, что Лута предпочитала ему — такому ловкому, меткому и тоже довольно симпатичному, какого-то туповатого здоровяка, Гаука решительно не устраивало.

Шедшего к лесу Сиградда Гаук проводил унылым взглядом с вышки. Зато когда увидел, как соперник в делах сердечных встретил у опушки чужака, встретил, но не убил согласно обычаю — вот тогда парень возликовал. Решив, что это предки… да что там, сам Отец-Небо преподнес ему такой дар.

Об увиденном Гаук не преминул доложить вождю. Так что уже вечером, по возвращении из леса, Сиградда ожидал суд клана.

Состоялся суд в сердце селения. На площади, освещенной пламенем огромного костра. Да перед двумя деревянными столбами, на которых были вырезаны оскаленные морды кланового зверя.

Ради такого события на площади собрались, кажется, все взрослые Барсы. Обступили вокруг, оставляя свободным небольшой пятачок, вмещавший костер, столбы и Гуннульва Железнобородого. Вождь был единственным, кто на этом собрании сидел — по причине своей хромоты. Занимая принесенное на площадь деревянное кресло с высокой спинкой. Давний боевой трофей, оставшийся со времен бурной молодости Гуннульва.

Отсветы костра плясали на лицах Барсов, когда они расступились, пропуская на пятачок Сиградда и Гаука.

— Сиградд, сын Торда! — суровым и грозным, как рев медведя, голосом обратился к охотнику вождь, — этот славный юноша обвиняет тебя в нарушении обычая. И в предательстве клана.

— Я все видел! — торопливо и с волнением выпалил Гаук и зачем-то покосился на толпу. То ли Луту высматривал, то ли просто искал одобрения на лицах собратьев по клану.

И уже затем перешел к объяснению:

— Клан и ты, могучий Гуннульв, доверили мне следить за окрестностями. Предупреждая об опасности… и о непотребствах, совершаемых в наших землях — тоже, — последние слова прозвучали с яростью, — и я увидел, как этот человек… Сиградд, сын Торда помог чужаку, покусившемуся на владения клана! Помог, вместо того, чтобы убить! Как того требовал обычай, данный нам предками!

Выслушав эту гневную речь, вождь повернулся теперь уже к Сиградду. Лицо Гуннульва, суровое и изборожденное морщинами, казалось высеченным из камня.

— Подтверждаешь ли ты слова Гаука, сына Бруни? — вопрошал он.

И успела в душе Сиградда зародиться трусливая мыслишка: отвергнуть обвинение. Сказать, что Гаук лжет. Что не было никакого чужака. А если и был, то ему, Сиградду, не встречался. И коли сохранил ему жизнь кто-то из Барсов, то точно не Сиградд. Ни в коем случае!

Но как зародилась мыслишка та, так и издохла. Ибо не привык Сиградд врать. Особенно перед ликами кланового зверя.

— Это был лишь старик, — вместо слов отрицания заявил обвиняемый, — не воин. Слабый человек. Не он угрожал нашим землям — наши земли были опасны для него. Да не встреть он меня, стая волков растерзала бы его…

— А если это был соглядатай? — донеслось из толпы, — если он вынюхивал здесь… чтобы завтра привести к нам целое войско? Или это мог быть колдун… что если это колдун задумал наложить на наш клан проклятье?

— Не тебе судить предков! — тыча в сторону Сиградда пальцем, выкрикнул Гаук, почувствовавший поддержку других членов клана, — если мы забудем обычаи, которые они нам дали, предки отвернуться от нас… проклянут! И навеки исчезнет клан Снежного Барса.

— Еще я скажу, — подал голос немолодой уже чернобородый мужчина, также выступивший из толпы, — тебя, Сиградд, сын Торда, не зря еще кличут в клане Глиняным. Хоть ты могуч как медведь, но мягок как глина. У многих женщин наших сердце тверже, чем у тебя. Помнишь, нет? В войне с Лисами ты добивал раненых, чтобы не мучились. Их раненых — тоже! Тебе было жаль их? Ну конечно, жаль. А если кто-то из Лис перед гибелью выпускал оружие из рук, ты вкладывал его им…