Тимофей Печёрин - Замок одержимого

Назвать это место домом значило бы сильно поскромничать; назвать замком — напротив, тянуло на лесть. Когда-то, несомненно, здесь и вправду высилась твердыня владетеля этих земель. Который не мог, впрочем, похвастаться большим богатством и могуществом. Поскольку размеры тот замок имел не слишком внушительные, судя по тому, что от него осталось.

А осталось, увы, немного. Крепостную стену давным-давно разрушили во время осады, в очередную междоусобицу. Да так и не восстановили. Окончательно же добили бывшее укрепление ветра и дожди, влага растаявшего снега. И, разумеется, любители дармовых благ. Например, бесплатных камней, которыми можно и дорогу вымостить, и пристройку из них какую сложить. А то и вообще целый дом, который выйдет всяко крепче бревенчатой избы.

Таких людей, затеявших строительство, но не желавших тратить на оное что-то окромя собственных сил, проживало в окрестностях, как видно, немало. Так что к нынешним временам от стены осталось лишь несколько больших груд камней. Эдаких рукотворных утесов, что до сих пор возвышались среди деревьев и кустов.

Большинство построек в замковом дворе постигла примерно та же судьба, что и стену. Дерево сгорело или сгнило. Камень пригодился в чьем-то хозяйстве. И лишь донжон еще стоял, грозя небу остроконечной крышей башенки-надстройки.

Да, и эта крыша местами прохудилась. Стены ветшали. А многочисленные комнаты в большинстве своем теперь были населены разве что пауками, крысами, да залетными птицами, проникшими внутрь через лишенные ставен окна.

И, тем не менее, даже здесь жили люди. Имелась даже прислуга, занимавшаяся готовкой пищи, стиркой да изо всех своих скромных сил пытавшаяся поддерживать порядок хотя бы в тех помещениях, что были еще обитаемы.

По ночам в окнах бывшего донжона мог гореть свет, изнутри доносились странные звуки. Так что случайные прохожие предпочитали обходить его и вообще заглядывать в эти места как можно реже. Хотя имелся, по меньшей мере, один торговец, аккурат раз в месяц подвозивший к развалинам замка муку, мясо, овощи, а также разные мелочи — несъедобные, но в хозяйстве не бесполезные.

Возможно, он тоже побаивался. Но стремление к наживе страх обыкновенно пересиливало. А расплачивались с поставщиками здесь щедро, не торгуясь.

Из пяти человек, однажды собравшихся за столом в одной из комнат бывшего донжона, один прибыл только что — звали его сэр Андерс фон Веллесхайм. Двое других, напротив, успели прожить здесь каждый не один месяц. И кое-чему научиться. Могучий северянин Сиградд, сын Торда, познакомился со здешним оружием: более совершенным, удобным и действенным по сравнению с грубыми поделками его соплеменников. А целительница из Каллена по имени Равенна, которую не так давно инквизиция обвинила в колдовстве, стала в этих стенах настоящей колдуньей. Овладев боевыми заклинаниями и вредоносными чарами.

Четвертый, бродяга и по совместительству вор, Освальд успел прожить под крышей древнего строения всего несколько дней. И прежде, чем пустился в новый путь (не по своей, причем, воле) жизнь такая успела ему понравиться. Кров есть, кормежка задаром, никто не норовит повесить или чиркнуть по горлу ножиком. С другой же стороны — никакого гнутья спины, никакого навязанного долга и прочих прелестей «праведного» существования.

А пятый человек — он сидел во главе стола — считался хозяином того, что осталось от замка. Худой и сутулый старик с седой бородой, высоким лбом и мудрым, но в то же время чуток насмешливым, взглядом. Сиградд прозвал его про себя Путником, Равенна Учителем, а Освальд Дедулей. Что до сэра Андерса, то рыцарь-попрошайка никак не называл хозяина вовсе. Зато успел отметить и жилище его, запущенное, более похожее на руины и потому не внушавшее доверия. Вернее, не внушал доверия в глазах отпрыска рода Веллесхайм сам старик. Представившийся, кстати, как мастер Бренн.

Равенна еще подумала, что имя это, простенькое и какое-то безликое, незапоминающееся, могло оказаться и ненастоящим. Среди некоторых колдунов и ведьм до сих пор бытовало поверье, что истинное свое имя от посторонних людей лучше скрывать. Не то, чего доброго проклятье нашлют, порчу.

На самом деле, чтобы проклясть человека, имени не требовалось. Достаточно было волоска с его головы, нитки с одежды или какой-нибудь личной вещи. Узнала Равенна об этом, как ни странно, как раз от мастера Бренна. Как и то, что именно из целителей получаются лучшие колдуны-убийцы. Ведь тот, кто умеет вылечить человека и знает, что для него полезно, тем более обязан знать, что и как может нанести ему вред.