Марина Комарова: Практика на Лысой горе

– Перезвоните через час! – рявкнула она сразу в две трубки и с грохотом положила их на аппараты. – Слушаю вас.

Последнее относилось ко мне, поэтому я тут же протянул ей бумаги. Она нахмурилась, быстро пересмотрела все листы.

– Так-так, точно мольфарское?

– Да, именно, – подтвердил я, стараясь сказать это как можно спокойнее.

Она принялась что-то выписывать на продолговатом бланке.

– Хорошо. Значит, сейчас заселитесь в общежитие. Сегодня уже ваших распустили, знакомиться с группой будете завтра в полдевятого. Сосед ваш Ткачук, правда…

Дверь распахнулась, смерчем в кабинет влетел худенький мужчина в измазанной куртке. Взлохмаченный и возбужденный. Озадаченный и даже испуганный, словно черт, попавший в монастырь.

– Хвеся Харлампиевна, караул! Спасайте, голубушка! Эти дармоеды совсем обнаглели, весь этаж мне попортили! Я их и так, и этак, а толку никакого!

– Злыдни, – не отрываясь от бумаг, сообщила она.

– Что? – в один голос переспросили мы вместе с появившимся.

– Не дармоеды, а злыдни, – невозмутимо сообщила Хвеся Харлампиевна, убрав часть моих документов в огромную синюю папку, и отдала мне два талона: на заселение и на питание. – Они у нас по материальным ведомостям больше всего пользы приносят, так что это вы зря.

– Так меня ж Вий-Совяцкий убьет!

– Дидько! Не заворачивайте мне мозги! Вы завхоз или где?

Я чуть не поперхнулся. Вот так фамилия, нечего сказать. Вид у него был настолько расстроенный, что стало даже жалко. Интересно, какого размера неприятности?

– А что… – осторожно начал я, но Хвеся Харлампиевна метнула на нас колючий взгляд.

– Чугайстрин, вас общежитие заждалось. Там все расскажут. Столовая находится на территории университета, возле второго корпуса.

– Спасибо, – быстро ответил я, решив, что лучше не нарываться, и выскользнул за дверь. За мной тут же вышел Дидько.

– Стену выжгли своими заклинаниями, – запоздало ответил он на вопрос. – Уже второй раз за неделю.

Мы зашагали к лестнице. Стояла мертвая тишина, видимо, с пар тут не сбегали.

– А как вы обычно справляетесь? – поинтересовался я.

Дидько пожал плечами:

– Умудрялся выбивать стройматериалы. А тут совсем беда, прям не знаю, что делать. Все закончилось, эх…

Я задумчиво посмотрел на него.

– А показать сможете?

Оторопевший взгляд, пожатие плечами:

– Пошли, чего уж там. Пока эти дармо… злыдни не понабегали.

Мы покинули здание, пересекли большую площадку и направились к двухэтажному строению. Снег хрустел под ногами, мороз щипал щеки. Солнце спряталось за тучи, но настроение все равно было хорошим.

«Пострадавшее» здание оказалось страшной развалюхой: покосившееся, закопченное, будто печенная в костре картошка, с выбитыми окнами. Даже в крыше обнаружилась дыра, из которой валил густой сизый дым. Кажется, говоря про один этаж, завхоз явно… сказал не все.

– Вы новенький, да? – спросил Дидько.

– Да, – кивнул я.

Завхоз смотрел с доброжелательным любопытством, но вдаваться в подробности не хотелось.

– Кого вам дают, мольфаров с первого курса?

– Да, именно.

Приблизившись к зданию, я почувствовал кислый неприятный запах. Так-так, кто-то, наплевав на безопасность, балуется прикладной умертвологией. Не будь у меня в студенческие годы соседа-злыдня и регулярных пожаров в комнате, знать бы не знал, что значит такой запах.

Я остановился и поднес руку к стене, пальцы защекотало. Хмыкнул и покачал головой.

– У вас тут третий курс резвился?

Дидько снова поник и обреченно кивнул. Подошел ко мне и тяжко вздохнул.

– Они, проклятущие. Сашка хоть и гоняет их, но мало. Всю группу бы в подвал на отработки, тогда был бы толк.

Я начертил в воздухе несколько знаков, которые тут же вспыхнули белым, и здание опутала тончайшая светящаяся сеть. По телу разлилось приятное ощущение бодрости и звенящий азарт.

– А кто у нас Сашка? – спросил я, напитывая плетение восстановительной энергией.

– Ткачук, куратор их… Ой, мамо!

Обгоревший дом ослепительно вспыхнул, мы с Дидько разлетелись в разные стороны и рухнули прямо в снег. Ладонь свело судорогой, тут же заныл затылок, которым я обо что-то приложился. М-да, перестарался.

Двухэтажное здание стало чуть лучше, но ненамного. Но хотя бы пропала дыра в крыше, уже приятно.

Дидько присвистнул:

– Вот паскудники, приложили же… Но и за крышу спасибо.

Он так и сидел в сугробе, видимо, не собираясь вставать. Меня неожиданно прошиб холодный пот, я резко обернулся, не понимая, что случилось.